— А имя?
— Килинка.
— А почему это, Килинка, у тебя передник рваный и грязненький? День ведь сегодня праздничный — начало занятий.
— У мамы маленькое родилось. А отец — в экономии…
— После уроков занесешь передник мне в учительскую, а утром я отдам.
Таня встала, подошла к столу, глянула в окно. Казак закуривал трубку, рассеченное надвое, валялось рядом глиняное чучело.
— Дети, начнем урок истории… Прежде всего расскажу о нашем крае. Знаете ли вы, как заселялась Кубань, кто ваши предки?
Голос ее дрожал, но затем, когда она углубилась в любимый раздел истории украинского народа, речь ее окрепла, щеки зарумянились, вдохновенно засияли глаза.
— Давным-давно, дети, в местах, где мы живем, шелестели ковыли, колыхалась полынь, травы стояли выше человеческого роста, а по оврагам шныряли волчьи стаи, и тучи комаров гудели над плавнями. Через эти необъятные степи на быстроногих конях проносились орды горцев и татар. Кавказские племена нападали на донецких казаков, на русские поволжские поселения. Поэтому царь Петр Первый стал посылать на охрану русских границ славных украинских казаков… Они и возвели боевые границы, грозной заградительной линией стали первые казачьи поселения на Кубани, соколиной грудью своей преградили первые кубанцы дорогу врагам. Храбрые то были люди, веселые, умные, осмотрительные, но здесь, в неведомых, чужих местах, они тысячами гибли от лихорадки и от вражеских набегов… Казачьи кости усеяли Кубань. Поредели поселения, стала пустеть земля… Но вот в 1792 году на Кубани вновь зазвенели могучие украинские песни, зарокотали бандуры — морем и сушею, на парусниках и подводах двигались на вольготные земли запорожские казаки.
Было так, дети, что царица Екатерина II в 1775 году приказала своим генералам собрать большую армию и до основания разрушить на Украине Запорожскую Сечь, где жили гордые, свободолюбивые, непокорные люди… Исчезла Сечь, а угодья украинских казаков были отданы генералам. Многие казаки стали крепостными, славные воины превратились в батраков. Но большинство казаков не хотело попадать в кабалу. Эти вольнолюбцы вытребовали у царицы кубанские земли для поселения. Так, ребята, появились на Кубани запорожцы, которых стали называть «черноморцами». Славные то были люди. Очень храбрые, мужественные, выносливые. Да ведь такими были и их деды, прадеды — Байда, Кишка, Наливайко, Хмельницкий…
Ни звука в классе, затаили дыхание ученики, забыли обо всем, а перед широко открытыми детскими глазами закачался на турецкой виселице бессмертный Байда, что «как стрельнул — в царя попал, а царицу — в потылицу», проплыл на чайках седой гетман Самойло Кишка, просвистела сабля Наливайки и мелькнула стройная, величавая фигура Маруси Богуславки… Будто наяву, видели дети, как под ударами пушек Сагайдачного рушатся стены Кафы и Трапезунда и как бурлит Переяславская площадь, встречая русских братьев.
Слушали школьники о беспримерных в истории походах Ивана Сирко, о свободолюбивых Зализняке и Гонте; блестели глаза у мальчишек, разгоралось воображение.
И еще долго будут волновать учеников прекрасные образы непокоренных предков, и даже сниться будет мальчишкам никем не побежденный в поединках Ганжа, а девочкам — чернобровая Маруся Богуславка.
Вечером Григорий Григорьевич сапожничал на кухне. Так он отдыхал после уроков. Знакомое это дело: зажать сапожницкую лапку меж колен, натянуть на колодку кожу и взмахнуть молотком…
Раиска, шлепая босыми ногами по полу, скандировала в такт постукиванию:
Шию, шию чобиткы,
Шию черэвыкы.
В закаблукы бью гвиздкы
Мали и велыки.
Отец и в самом деле шил Раиске желтенькие сафьяновые сапожки — нарядные, праздничные.
В уголке над корытом согнулась Таня, она стирала Килинке фартучек. Григорий Григорьевич искоса посматривал на раскрасневшееся лицо дочери, видел ее нежную улыбку, счастливую озабоченность.
Неизъяснимая тревога охватила отца, он поднялся, высокий, чернобородый, и вышел в сад.
«Нет, не с этого начинаешь, доченька… Не то делаем».
Вечерняя прохлада охватывает тело. Где-то над рекой шумят вербы. Пожелтевшие листья, шурша, падают на плечи. И как бы шагнул в свое прошлое через десятилетия бурной жизни старый учитель, и вот… юный, пылкий, в студенческом сюртуке, стоит он под колоннами университета св. Владимира… Незабываемое восьмое сентября 1884 года в Киеве. Бушует студенческая толпа у запертых дверей храма науки. В актовом зале идет юбилейное заседание ученого совета без участия студентов. Величественное здание университета окружено жандармами.
Читать дальше