Кузьма Чорный - Третье поколение

— Никак я не могу тут дожидаться того человека.

— Ладно, знаю. Так и сделаем, пойдем вместе. Ма­териалов у тебя много?

— Меньше, чем тех банковских денег. Нести будет легче.

— Одним словом, надо в мой пиджак зашить. Где мы это сделаем? Давай сегодня ночью. Не позднее, чем завтра в ночь, мы должны отсюда уйти.

— Они давно уже зашиты в моем пиджаке.

— Ну что ж, я его надену. Надо, чтоб все это было при мне.

— Почему? Это может быть и при мне.

— Тебя тут знают, а меня нет. А там меня знают, а тебя — нет.

— Ничего, я буду с тобой и тут и там.

— Глупый ты человек! Я так и говорю. Только ма­териалы должны быть у меня.

— Когда будем вместе, так и материалы будут все равно что у'тебя.

— Думаешь, я тебя тут брошу? Не веришь мне?

— Почему не верю? Мы с тобою, кажется, сейчас хорошо поговорили.

— И я рассказал тебе то, чего никому не говорил. Вот видишь, как я на тебя смотрю? Ты старше меня. А помнишь, как мы по-соседски жили, когда еще был хутор? Я и там тебе помогу, когда мы на той стороне будем. Думаешь, там тебе сразу же легко станет жить? Когда Хурс даст тебе хутор? Большого хутора Хурс тебе не даст. Таким, как был до войны мой отец, не станешь. Батрака, и того не всегда сможешь держать.

— Да уж как бы там ни было... Хоть бы похоже было на давнишнее.

— На давнишнее! Давнишнее — это то, что прошло. А что прошло, то миновало! И нечего об этом думать. Придется тебя в компанию брать, торговать вместе бу­дем. Я ресторан открою, а на другой улице — колбасную лавку. Мне такой человек, как ты, нужен будет.

— Нет, я лучше на хуторе.

— Как хочешь. Но только его еще заработать надо.

— Я заработал.

— Но я еще должен буду тебя отрекомендовать.

Наумысник не выдержал и решил называть вещи своими именами:

— Меня мои шпионские сведения отрекомендуют!

— Опять кричишь, а я говорю с тобой спокойно. Ты всегда жил здесь и тамошних порядков не знаешь.

— Я не мальчик и не дурак.

— А в таком случае ты должен знать, что там везде люди друг у друга зубами кусок рвут — от зависти и злости. Я сейчас служу, а когда брошу службу? У меня есть старый отцовский капитал. Вот я и спокоен. А у тебя что есть? Как ни верти, а придется тебе возле меня тереться. Я, брат, бывал уже и на коне и под конем, я много чего знаю. Из горла вырвут у тебя, если не придержишь или сам кому-нибудь в горло не вце­пишься.

— Это, конечно, так, на том и свет держится, так всегда было и будет. Я помню, как твой отец, покойник, твердил это своему пастуху, теперешнему дурню Михалу Творицкому. Учил его. Да только этот дурень вос­пользоваться не сумел... Такое счастье человеку прива­лило с этими деньгами, а он, болван, попался...

— Черт с ним, таких не жалко...

— Я его не жалею, это был волчонок. Он, еще когда мальчишкой был, однажды у меня допытывался про хлеб, который вы с отцом спрятали у меня. Я тогда его так пробрал...

— Так когда же ты пиджак с бумагами отдашь?

— Бог ты мой, я, кажется, ясно говорил!

— И я ясно говорил! — Черпакевич даже подско­чил.— Без меня ты туда явиться не можешь. Я должен тебя отрекомендовать, повторяю. Время дорого, надо спешить, а ты заставляешь меня столько говорить! Тебе следует держаться меня, я там все ходы и выходы знаю. Без меня пропадешь. Еще всякое на свете может слу­читься. Думаешь, сам Хурс так уж крепко верит в свою удачу? Рассказывают, будто на одном секретном засе­дании он сказал, что, может быть, до смерти не раз еще придется из одной страны в другую перекочевывать.

— Почему?

— От революции.

— Так то — Хурс. А мы с тобой люди попроще, по­меньше. Прожил же я здесь до этих пор.

— Уж там, брат, если революция будет — так нешу­точная! Озверел народ, все дрожит, хоть снаружи и ка­жется, будто спокойно.

Эти слова убедили Наумысника. Он задумался и не отвечал. Черпакевич сказал:

— Ну, долго не думать! Болтовню пора прекратить! Хватит! Говори, где и когда передашь мне...

— Может быть, я сюда вечером приду. Или поехать на ночь рыбу удить? Лодку взять...

— Хорошо, возьми. К какому месту подплывешь?

Они медленно поднялись и пошли. Прошли шагов триста, до того места, где кончались кусты и начина­лась поляна. Здесь Черпакевич должен был на некото­рое время остаться, а Наумыснику предстояло спокой­ной походкой опытного охотника направиться домой. Но в этом месте оба остановились, вдруг увидав человека, стоявшего на берегу реки, у самой воды. Он был босой. Снятые с ног сапоги стояли тут же. Они были запылен­ные и большие, с длинными голенищами. Такие сапоги носят охотники или мелиораторы. Человек медленно снял пиджак, бросил на траву шапку, засучил рукава. Затем он нагнулся к воде, достал из кармана мыло и начал мыть лицо. Черпакевич видел, как Наумысник отступил на шаг и некоторое время разглядывал чело­века из-за куста. По лицу и глазам Наумысника видно было, что он не то удивлен, не то встревожен.