Павел Макшанихин: Родимая сторонка

Не считал только никто, сколько курьевцев не вернулось с этих войн, и не знает никто, где лежат их кости.

Но крепок и живуч был Епифанов род. За вторую сотню перевалило к началу революции население Курьевки; после пожаров снова отстроились дома и стало их больше сорока, так что образовалась в Курьевке уже новая улица со своими садами, дворами, колодцами; после падежей скота и голодовок опять выросло стадо и еще больше зазеленело покосов, а поля отодвинули еще дальше лес от жилья…

Про старую Курьевку не раз в ночном сказывал нам, ребятишкам, дед Илья Зорин, земля ему пухом. Новая Курьевка началась уже на нашей памяти, в тот самый день, когда впервые подняли над ее крышами кумачовый флаг.

Привез его из Питера солдат Синицын. Бережно достал из мешка, приладил к длинной гладкой жерди и полез на самую высокую в Курьевке березу, чтобы привязать жердь с флагом к стволу.

Мужики молча стояли внизу, подняв бороды и светло улыбаясь.

— Видать ли? — закричал солдат с березы.

Снизу требовали:

— Подымай выше!

— Еще выше!

— Ну, право, как детишки! — похохатывал Яшка Богородица, опасливо наблюдая за мужиками с крыльца. — Удумали же, прости господи, забаву себе!

А Савелка Боев, суетясь в толпе и поддергивая рваные штаны, орал весело:

— Теперь, братцы, и в лесу не заблудишься! Куда ни зашел, а флаг-то, вон он, отовсюду виден…

— Как огонек!

Сняв солдатскую папаху, Тимофей Зорин широко перекрестился:

— Дожили, слава богу, до слободы. Ни царя, ни Керенского. Отвоевались.

Мужики загалдели, перебивая друг дружку:

— Без власти тоже нельзя.

— Передеремся все!

— А Советская власть, а Ленин на что? Теперь все законы Ленин пишет…

— Умные люди сказывали мне, правительство нонешнее все как есть из каторжников. И Ленин тоже…

— Это нам ни к чему. Их на каторгу-то царь за политику гонял.

Безногий Степка Лихачев перекричал всех:

— Землю, братцы, делить надо!

Но старик Негожев пригрозил мужикам клюшкой:

— Глядите, ребята, не обмануться бы!

— Чего глядеть-то, раз Советская власть приказывает. Сам Ленин закон этот подписал…

— За чужую-то землю и под суд попадешь…

— Теперь она, матушка, вся наша!

Флаг ярко плеснулся в сером зимнем небе, согнул упругую жердь и захлопал на свободном ветру алым полотнищем, струясь белыми буквами: «Вся власть Советам!».

Солдат не спеша спустился с березы, расправил усы на посиневшем лице окоченевшими руками и сказал негромко мужикам:

— С праздником, товарищи! Сами теперя хозяева.

С того дня и началась в Курьевке трудная и радостная новая жизнь.

В тот год жаркое стояло лето: дождя не было с весны. Окаменела и растрескалась земля, хлеб выгорел, пожухли в пересохлых болотах травы. Осатаневшие слепни с утра выгоняли из лесу голодную скотину, и она, заломив хвосты, с ревом бежала во дворы. От зноя и горького дыма лесных пожарищ нечем было дышать.

Где-то стороной шли страшные сухие грозы — душными ночами вполнеба полыхали кругом Курьевки зарницы, днем глухо и яростно, как собака над костью, урчал за лесом гром, а дождя все не было.

— И как дальше, братцы, жить будем, а? — приступал в который уж раз в злом отчаянии к мужикам суматошный Степка Лихачев. — Без хлеба ведь осталися! А сена где возьмем на зиму? Чем скотину кормить станем?

Сидя на бревнах у околицы, мужики только вздыхали, угрюмо поглядывая вдоль деревни. Праздник престольный, успеньев день, а тихо, пусто на улице: ни одного пьяного не видно, ни драк, ни песен не слыхать. Да и откуда им взяться, пьяным-то? Пива ныне варить не из чего, да и гулять некому. Много ли мужиков-то осталось в деревне! А ребят? Одни недоростки. На что уж девки, до гулянья всегда охочие, и те жмутся сегодня на крылечке у тетки Анисьи, все равно что куры в дождь.

— Что, говорю, делать-то, мужики, будем? — не унимался, домогаясь ответа, Лихачев. Усевшись повыше, выставил деревянную ногу, как пулемет, на Назара Гущина и оглядел всех вытаращенными глазами. — Пропадем ведь! Войне-то вон конца не видно…

— Семой год воюем! — поднял опухшее бородатое лицо Назар. — До того уж довоевались, последние портки сваливаются.

Усмехаясь чему-то, Кузьма Бесов напомнил осторожно:

— Был-таки передых при новой власти. Все как есть немцу правители наши уступили, а передых сделали. Дали солдатам маленько погреться около своих баб…