— Довольно, старик! — хмуро проговорил Шарше. — Не тебе нас проверять, для этого есть начальство наверху!
— Вот то-то оно! Беда наша, что там все еще не разобрались, кто вы есть, а не то давно бы пора пустить вас по дорожке Калпакбаева!
— Эй, старче! — укоризненно протянул Карымшак. — Вечно ты материал ищешь… Зачем вспоминать тут о Калпакбаеве, когда и след его давно простыл?
Соке удивленно глянул на Карымшака:
— Какой такой материал? О чем ты бубнишь, старый боров?
— Вы старый человек, надо вести себя достойно, а вы сплетни собираете!
— Что? Значит, я сплетни собираю? Я что вижу, то и говорю!
— Мало ли что видишь! — ухмыльнулся Карымшак. — Если говорить обо всем, что видишь да слышишь, то в аиле никогда не быть спокойствию!
Соке раскрыл было рот, чтобы сказать что-то, как на него, напирая лошадью, наехал Шарше:
— А ну, поехали, старик, буду обыскивать твой двор. Таким, как ты, прихвостням кулаков верить нельзя. Айда, пошли! Известно уже, пропавшие лошади у тебя в подвале, ты их кормишь пшеницей для басмачей!
Вскипел Соке от незаслуженного оскорбления:
— Иди, обыскивай, иди! Если я окажусь конокрадом, то пусть люди наплюют мне в глаза. Но ты, бессовестная душа, запомни: пока над головой моей светит солнце Советов, тебе не сделать со мной ничего! Мы еще разберемся, кто кулацкий прихвостень, а кто нет!
Шарше даже не знал, как быть с этим дерзким стариком. Ударить его он не осмеливался и только кусал губы и пыхтел от душившей его злобы.
Кто-то мрачно проговорил:
— Пусть только тронет Соке, камнем сшибу с седла!
На это другой испуганно ответил:
— Боже упаси, беды не оберешься, расходись побыстрей от греха подальше.
Люди, словно по команде, начали быстро расходиться с бугра.
Кто знает, если бы Шарше после этого случая одумался, то, может быть, в дальнейшем все пришло бы в порядок. Но ему казалось, что, кроме собственного брата, все в аиле его враги, что и Сапарбай, и Бюбюш, и Самтыр, и все другие активисты тянут к своим родам и хотят выгородить своих близких от налогов и сбора семенного зерна. «Если бы позволили мне, то каждого, кто имеет на ладони хоть одно зернышко, обложил бы налогом и раскулачил! Не было бы от меня никакой пощады баям!» — грозился про себя Шарше. Кстати, баем он считал всякого, кто мало-мальски жил зажиточно. Особенно не давало покоя Шарше то, что начальником добровольного отряда назначили не его, а Сапарбая. «Меня не назначили потому, — думал он, — что оклеветали апартунусы и подкулачники». После этого Шарше еще больше лютовал в аиле, и его поведение пришлось даже обсуждать на партийном собрании. Исак специально приезжал на это собрание. Он тогда строго-настрого предупредил Шарше:
— Мы тебя прощаем лишь потому, что в прошлом ты был батрак, товарищ Борукчиев. Ты натворил таких дел, что за это следует снять тебя с работы и выгнать из партии. Я предупреждаю тебя от имени всех присутствующих здесь коммунистов: возьмись за ум, второй раз прощать не будем!
По предложению Сапарбая Шарше был объявлен строгий выговор. Шарше усмотрел в этом враждебное, завистливое отношение к нему Сапарбая. Лютую ненависть затаил он на него и собирался отомстить: «Пусть они пока берут под защиту кулаков, а я тем временем доложу об этом в Москву и разоблачу их, как врагов колхозного строя». Так он выжидал, и когда возникло затруднение со сбором семенного зерна, Шарше стал обвинять в этом Сапарбая, припомнив при этом тот случай, когда Сапарбай отпустил пойманных ночью Султана и Керима.
— По-настоящему преданным делу сатсиала работникам, не жалеющим своей крови, он умеет объявлять выговоры, а вот басмачей и бандитов милует, упрашивает их вступить в артель! — говорил он.
После стычки с Соке Шарше, прихватив с собой несколько человек из «диких активистов», устроил обыски в домах Султана и Керима. У Керима отобрали пуда три зерна. Керим и Кермекан на это ничего не сказали. А вот когда дело дошло до султановского двора, то не тут-то было: Сурмакан давно уже смолола все зерно на муку. Да и встретила она их с издевкой:
— Не утруждай себя, Шарше! Если найдешь в доме хоть одно зернышко, можешь пристрелить меня. Так лучше не трать понапрасну времени и катись отсюда!
— Смотри, как говорит с нами жена басмача! — возмутился Шарше. — Ну, обожди!… Вы будете свидетелями. Завтра я покажу этим басмачам, что такое бедняцкая власть. А сейчас давайте обыскивайте!
В доме ничего не нашлось. Шарше и Сурмакан, ругаясь, не уступали друг другу в оскорблениях. А когда во время обыска случайно разбилось ее любимое зеркало, что было для Сурмакан плохой приметой, она, как хищная птица, кинулась на Шарше. Он попятился к выходу.
Читать дальше