Тугельбай Сыдыкбеков - Среди гор

— Если будет так, как здесь говорится, то нам тут нечего делать! — говорили они друг другу.

А дело было вот в чем.

Сегодня к полдню Матай, вернувшись с почты, прямым ходом направил лошадь к аилсовету. Наклонившись с седла к окну, он что-то проговорил Абдишу, который сидел за столом над пятидневной сводкой. Абдиш, правда, не разобрал, что он там говорил, но увидел, как Матай бросил в окно сверток газет и бумаг, а сам тотчас же скрылся. Среди этой почты оказалось письмо, в котором говорилось:

«Лично председателю аилсовета, секретарю партячейки и батрачкому.

С получением этого указания вы должны немедленно взять на строгий учет скот и хозяйства тех людей, которые не желают вступать в артель, и тех, которые ушли из артели. Это вызвано тем, что в вашем аиле особенно много хозяев, не желающих коллективизации. Этот факт рассматривается как прямое враждебное противодействие, как саботаж политики партии в деле вовлечения в строительство социализма мелких, разрозненных крестьянских хозяйств. На сегодняшний день простые крестьяне-бедняки, поступающие, как кулаки, более опасны, чем кулаки-богатеи. Выяснилось, что большинство не желающих идти в артель «Новая жизнь» — это такие бедняки, как Иманбай. Надо вскрыть причины, почему вместо бедняков в артель охотно пошли середняки-подкулачники, такие, как Соке. В результате притупления вашей классовой бдительности эти враждебные элементы, проникнув в артель, разваливают ее изнутри всякого рода саботажами. А поэтому, согласно решению обкома за № 28-5, поручается под личную ответственность председателя аилсовета и батрачкома обложить налогом твердого задания всех саботажников и привлечь их к ответственности как классовых врагов. Это указание должно быть исполнено до 25-го числа текущего месяца. Для проверки исполнения будет послана специальная комиссия. Те, кто будут уклоняться от выполнения этого указания, будут рассматриваться так же, как и кулаки, врагами рабочих и крестьян!»

— Это какое-то чудо! — поразилась Бюбюш. Да и не только она, читающая газеты по складам после окончания шестимесячных курсов, но и наиболее политически зрелый Сапарбай был ошеломлен. Но как зато восторжествовал Шарше! Он походил на мальчишку, который победил в игре в альчики.

— Ну вот, я говорил? Мое сердце чувствовало это! — похвалялся он. — А мы гладили кулаков по головке, вместо того чтобы с корнями уничтожать их. Когда я батрачил у богатеев, меня они не жалели. Кто жалеет врага, тот сам себе враг, товарищ Бюбюш. Не забывайте об этом! — Шарше ходил взад-вперед, заложив руки за спину, а сейчас подошел прямо к Бюбюш и стукнул кулаком о стол.

— По-моему, нечего ждать товарища Термечикова, не время медлить. В указании прямо говорится, что приступать к исполнению приказа немедленно. А кто будет уклоняться от исполнения, тот считается классовым врагом. Это очень правильно сказано, так и надо действовать! Если мы начнем оттягивать это дело, то нас ждут только неприятности. А что мы скажем, если вдруг приедут с проверкой? Значит, мы должны сейчас же наметить кулаков-бедняков и кулаков-богатеев и немедленно обложить их твердым заданием!

Никто не осмелился на этот раз возражать Шарше. К обложению твердым заданием были намечены Шоорук, Саадат, Карымшак, Касеин, из числа бедняков — Курман, Султан, Абды…

Плохая весть не лежит на земле. Всюду говорили о том, что власти признали якобы, что не столько опасны кулаки-богатеи, сколько опасны кулаки-бедняки. Всех, кто не вступил в артель, будут облагать твердым заданием. За срыв работы на поле Курмана решено посадить в тюрьму.

Услышав об этом, особенно испугались те, кто вышел из артели. Иманбай тоже перетрухнул. Он побоялся даже показаться на улице, а стоял на дворе и старался присматриваться, что же происходит в аиле. Когда вдруг с той стороны аила, у реки, появилась группа верховых, у Иманбая даже борода вздыбилась от страха.

— Сохрани, о боже, сохрани! — забормотал он в смятении и, пошатываясь, спотыкаясь, направился к конюшенке Айсаралы. Ноги и голова его дрожали. Он сгреб в охапку жерди, приготовленные для шалаша, а пока прислоненные сушиться к стенке, и бросил их в яму за домом. «Лучше спрятать, а то увидят и скажут еще, что, мол, готовился кочевать на джайлоо!» — решил он, не сводя глаз с приближающихся верховых. Если это окажутся вооруженные люди, то Иманбай готовился сейчас быстренько войти в дом, лечь в постель и притвориться тифозным больным. Но, к счастью, это были свои ребята. Один из них — Заманбек, другой — Султан, третий еще кто-то из верховцев.