Тугельбай Сыдыкбеков - Среди гор

Однако в бригаде Соке сегодня в работе было только два плуга. Чакибаш, с мешком, подвешенным на шее, ходил по полю, разбрасывая семена. На брюхатой гнедой лошаденке волочил две бороны парнишка-подросток, за ним гурьбой летала стая черных скворцов. Парнишка иногда начинал напевать, по Соке было не по себе: «Да будьте вы все неладны, что это такое? — возмущался он про себя. — Значит, вздумали опозорить мою бороду перед всем народом. Вон во второй бригаде все плугари пашут, а вы взбесились, передрались, как малые дети…»

Соке все же решил добиться своего. Постегивая камчой ходко идущую серую кобылу, он направился в аил. Пока Соке объездил по дворам своих плугарей, солнце уже стало припекать. Сыновья Кадыркула — ребята совестливые, они сразу же отправились на работу, а вот Акмат заартачился:

— Сегодня не могу я, аксакал. О своем житье надо тоже думать: два дня пахал в артели, а день должен поработать в своем хозяйстве.

— Да что ты чушь несешь, разве же артельное — это не свое, а чужое?

— Не знаю, аксакал. Кусок требухи в руках дороже завтрашнего курдюка. Я думаю, что Иманбай все же прав: он кочует на джайлоо, там будет ходить в гости, пить кумыс и есть мясо…

— Э-э, малый! — возмутился Соке. — Да кто сказал, что в колхозе не будут ходить в гости? Кончай пахоту, выведи с поля плуг, и кто тебе запретит повеселиться, отдохнуть?! Или не к лицу колхозному человеку пить кумыс своей кобылы, кушать курдюк своих ягнят? Нет уж, ты лучше скажи, что хочешь тягаться с Иманбаем! Так это не такое мудреное дело: у тебя небось тоже найдется петух и пяток кур, чтобы отвезти их пастись на джайлоо!

— Да зачем мне тягаться с ним?

— Так почему же ты не выходишь на работу? Оставь-ка эти глупости, Акмат. Терпенье и труд все перетрут. Пока не будешь трудиться, чтобы пот на лбу не просыхал, до тех пор ни в хозяйстве у тебя ничего не прибавится, ни сам ты не приоденешься. А сейчас весна, время не ждет. Что упущено с утра, наверстай до вечера. Отправляйся на работу, вот мой совет!

Упрямому Акмату пришлось согласиться.

Соке все-таки умел убеждать других, но со своей женой не было никакого сладу. Наслушавшись разных сплетен, Умсунай весь день кипятится, и, когда поздно вечером возвращается Соке, она встречает его бесконечными упреками и руганью. Вместо того чтобы накормить, обогреть его, Умсунай выговаривает Соке:

— Ты всегда от лучшего бежишь к худому. Другие вон живут припеваючи на свое счастье, а у нас разве не было скота, а? Где этот скот, кто пользуется им? Ты как хочешь, а я оседлаю гнедого и укочую вместе с другими на джайлоо!

Долго молчит Соке, но и его терпенью приходит конец:

— Да замолчишь ты или нет, осточертела своей болтовней! Хочешь, так кочуй, никто тебя не держит. Давай хоть сейчас собирайся и уезжай подальше с моих глаз!

— А что ты думаешь! Вот возьму и уеду! — Умсунай начинает вызывающе греметь посудой, собирать и раскидывать вещи. «О боже, сила твоя!» — только и удивляется пораженный Соке.

Сегодня Умсунай только встала с постели, а уже не в духе. Сидит себе у очага, накинув на плечи шубу, и как будто дела ей нет ни до чего.

— Вскипятила бы чаю, — сказал Соке.

Старуха неприязненно глянула:

— Я не обязана подавать чай тому, кто не живет дома. Иди в артель, там тебя и накормят.

— Ну, а ты сама-то будешь кушать? — беззлобно спросил Соке.

— Ты обо мне не беспокойся. Я сегодня уезжаю на джайлоо. Гнедого мерина оставь во дворе, не смей впрягать его в плуг! — Умсунай встала и вышла из дверей.

Соке поспешил за ней, опасаясь, что она действительно может уехать. Но Умсунай не приблизилась к лошади. «Как-никак, но мы вместе живем сорок лет, не бросит она меня! — подумал он, смягчаясь. — Ну, поругается, поругается, да и смирится!»

После этого Соке с усердием сделал кое-что по хозяйству и стал собираться на поле. «Придется голодным отправляться на работу. Вот беда-то. Ну, постой, к вечеру охолодишься. Вернусь с поля, тебе же пожалуюсь. Скажу, мол, на старости лет закапризничать вздумала и старика целый день голодом моришь, а когда была молодой, никогда не обижала. Надоел я, видать, теперь тебе!» — думал про себя Соке.

Он седлал лошадь и побаивался, как бы старуха не уцепилась за поводья да не помешала впрягать мерина в плуг. Но Умсунай почему-то ничего не сказала, ушла в дом. Соке решил воспользоваться этим моментом, чтобы незаметно уехать.

«Ничего, что не евши, перетерплю как-нибудь. В уразу тоже по целым суткам в рот крошки не берешь и то терпишь, а это не так страшно», — успокаивал он себя и уже хотел садиться в седло, но оказалось, что шапка его осталась в доме. Поневоле пришлось идти в дом. Войдя, он обрадовался, увидев накрытый дастархан и готовый чай.