Василий Ажаев: Предисловие к жизни

— Сравнил, чудак! — удивилась Муся. — У него техникум четыре года. А наши курсы фельдшеров — двухгодичные.

— Когда осталось всего семь минут, — продолжала Женя, — я позвала его сбегать со мной в вокзал, купить открыток, будто они мне могли понадобиться. Он стал отговаривать: «Опоздаешь, Женя. Не нужно рисковать». Я ругнула его, схватила за руку, и мы побежали.

— Все тогда волновались: поезд отходил, а тебя куда-то унесло, — вспомнила Муся.

— Подошли к газетному киоску, и я решилась высказаться: «Есть, говорю, Федя, такой рассказ у Чехова: девушка и юноша любили друг друга, но никак не могли объясниться. Долго они так мучились — не то год, не то пять лет. Он к ней под окна дома приходил по ночам — вздыхать. Она его фотографию носила на груди. А встречались, чтобы только поссориться. Ни одного нежного слова не сказали друг другу за все время. И вот она собралась уезжать. Далеко и надолго, может быть, навсегда. Он пришел провожать. Стоял рядом с ней у вагона и молчал. А ему надо было говорить: если б он сказал нужные слова, — возможно, девушка и не уехала бы». Выпалила я ему это и жду, сердце у меня бьет барабаном. Федя заявляет: «Нет такого рассказа у Чехова».

— Я тоже что-то не помню. Есть такой рассказ у Чехова, Женя?

— Я ему отвечаю: «Есть такой рассказ у Чехова». Он возражает: «Нет такого рассказа». В это время объявляют: «Отправляется поезд»… Мы побежали. Бежим и спорим: «Есть такой рассказ»… «Нет такого рассказа»… Выбежали на перрон, поезд уже двигается. Я Феде говорю: «Прощай, советую перечитать Чехова». Он отвечает: «Прощай, Чехова я помню отлично, это мой любимый писатель. Такого рассказа у него нет». Ну и все…

— Все? Так он тебе и не ответил? А сон? Каким ты во сне увидела Федьку?

— Будто бы встретились здесь, в лесу. Откуда-то он взялся — тихий, ласковый, улыбается. «Здравствуйте, говорит, могучая медицина». Ты обрадовалась, рассмотрела со всех сторон — не болен ли, не похудел ли?

— Ну и что? Здоровый он оказался, Федька? Неужели больной да худой? — встревожилась Муся.

— Подожди, не волнуйся, — это же все сон. Подходит он ко мне. Стоим и молчим. Спрашивает: «И руки мне подать не хочешь? И молчишь? Мы ведь никогда с тобой не говорили о нашей любви, но ведь она всегда была между нами! Через минуту мы расстанемся, я уезжаю на практику, далеко-далеко, в Среднюю Азию. Что же ты молчишь? Все это время ты была в моих мыслях, я представлял себе столько вариантов нашего разговора. Я пришел сюда только для того, чтобы взглянуть на тебя, поговорить с тобой. Неужели так и не скажешь ни слова?»

— Так ты ему ничего и не сказала?

— Стою и повторяю про себя: ««Милый, родной». Но не могу заставить себя сказать это вслух. Во сне часто бывает: хочешь идти, и не можешь, хочешь крикнуть, а рот не разжимается. Федя запечалился, говорит: «Есть, Женя, такой рассказ у Чехова: про смешную пару влюбленных, которые состарились, так и не объяснившись». Я ему отвечаю: «Нет у Чехова такого рассказа». Он удивился: «Здрасте! Как нет такого рассказа? Есть!»

— А есть у Чехова такой рассказ? Что-то я не припоминаю. А?

— И я тоже говорю Феде: «Чехова я хорошо знаю, нет у него такого рассказа». Даже закричала на Федю во сне. Он грустный такой, смотрит на меня и молчит. А я опять кричу: «Нет такого рассказа!» Можешь себе представить! Тут появляется наш Петр Иванович, начинает рассуждать: «Совсем не существенно, есть такой рассказ у Чехова или нет. Разве в этом дело? Дело в том, что сейчас вы расстанетесь и надо сказать правду друг другу. Поцелуйтесь, я могу отвернуться». И отвернулся. Мы поцеловались.

— При нем, при Петре Ивановиче, и целовались? — ужаснулась Муся.

— Он же отвернулся.

— Хороший он, Петр Иванович, даже во сне! Жаль его, зря он в тебя влюбился.

— И Феде он понравился, во сне. «Кто он, такой славный?» — спросил Федя. Я заплакала и рассказываю: «Федя, милый, любит он меня, а я к нему плохо отношусь. Нарочно стараюсь испортить ему настроение на каждом шагу. Я ведь его не люблю, я тебя люблю — чем же могу ему ответить на любовь? Решила: буду грубить ему — он меня и разлюбит. А он на мои дерзости не хочет обращать внимания». Федя подходит к нему, к Петру Ивановичу: «Первый раз, говорит, вижу тебя, но хочу обнять, хороший ты человек». И обнял. Петр Иванович удивился: «Меня обнимать незачем, ты Женю обнимай, не теряй времени».

— Интересный сон, — признала Муся не без зависти. — Я думаю: пусть этот сон будет в руку. Тебе придется написать Федьке подробное письмо. Он в Средней Азии на практике, у меня есть адрес. Напиши сегодня же, слышишь?