Алексей Кулаковский - Тропы хоженые и нехоженые. Растет мята под окном

— Нехай себе и за!

— За колхоз? — уточнил Лепетун.

— Да уж так, — подтвердил отец и нагнулся, чтоб поднять с пола самокрутку. Потом сел, искоса и растерянно посмотрел на Ничипора.

Через несколько минут проводилось голосование. Богдан Хотяновский поднял руку следом за Лепетуном. Держал ее долго над столом и над своей лысоватой головой. Рукав рыжей свитки сполз к локтю — из него торчала оголенная рука, костлявая, но жилистая, крепкая.

Из тех, что сидели ближе к столу, проголосовал только мой отец.

Пока еще немного поспорили после голосования, пока все разошлись, на улице стемнело. По густому и удушливому запаху конопли Богдан почувствовал, что подходит к Гугелеву огороду. Кто-то довольно настойчиво догонял его сзади. Богдан остановился. Подошел Клим Бегун.

— Что-то быстро вы ушли, — начал он, тоже остановившись. — Не смог поговорить с вами наедине. Надо было б нам подумать… Знаете?.. Кому-то придется, если все хорошо будет… Кому-то придется браться управлять всем… Ну хоть тут, в Арабиновке. Так кому же браться?

— Кому? — переспросил Хотяновский. — Все говорят… это самое… Лепетун у нас будет руководить.

— Лепетун — нет, — решительно отклонил Бегун. — Куда ему?.. Ни плуга, ни косы никогда в руках не держал. Нам нужен хозяин… Чтоб с умом и… знаете? Чтоб с чистой душой и руками. Я вот о вас думаю.

— Хозяин из меня тоже… Это самое, — смутился Хотяновский. — Не было на чем особенно хозяйничать…

В этот момент что-то шугануло в коноплях, и над самыми головами Бегуна и Хотяновского прозвенела тяжелая, увесистая железяка, сильно стукнула в противоположный забор.

Бегун выхватил из кармана наган, выстрелил в коноплю и в тот же момент ринулся туда сам. Богдан побежал за ним, но только до забора. А когда председатель сельсовета с разбегу перескочил через забор и будто потонул в темных, осыпанных черной тлею коноплях, бывший музыкант не выдержал, закричал:

— Не надо!.. Куда вы? Люди добрые, помогите!

На выстрел и на Богданов крик прибежали уполномоченный, Квасов-старший и еще несколько отчаянных голов из деревенских подростков.

— А ну, давайте — скомандовал уполномоченный. — Двое — с одной стороны, двое — с другой. А ты, — дулом нагана он ткнул мне в живот, — за мной!

У Гугеля почти половина огорода была засеяна коноплей. Вдоль забора — вишняк, густой малинник, дальше — поздняя картошка, с еще не увядшей ботвой. Ночью все это казалось непролазным и бесконечным.

— Может, там целая банда… это самое… — предупреждал уполномоченного Богдан. — Может, черт с ними, ночью… Пусть их… Вот только председатель… Один на всех!

Сам он отошел от огорода, подался туда, где стукнулась о забор железяка, и стал шарить ногами по высокой крапиве. Нащупал, поднял. Это был шкворень, износившийся уже, с выемкой посередине, но тяжелый и удобный хоть для броска, хоть для удара с руки. Взмахнув раза два этим шкворнем, Богдан двинулся снова к конопле и, уже не колеблясь, перелез через забор.

— Кого ж ты, бандюга, хотел извести со света? — возмущенно спрашивал он, нащупывая ногами почву. — Кто тебе стал поперек дороги? Подавишься этим шкворнем, волчина недобитая!.. Не спасет эта конопля!..

Но что-то спасло: может, конопля, может, глубокие борозды, возможно, что и соседние огороды. Вернулся на улицу Бегун, угрожающе ругаясь, засунул наган в карман. Начали появляться наши хлопцы, промокшие в густой росистой траве и конопле. Последним пришел уполномоченный: сапоги его от мокроты блестели, гимнастерка пахла тяжелым духом конопли.

Когда все собрались возле забора, вдруг появился Лепетун, встревоженный, тяжело дыша.

— Что тут случилось, что? — обращался он то к председателю сельсовета, то к уполномоченному. — Стреляли в кого? Нет? Что это? Шкворень? — Он подошел к Богдану. — Дайте сюда мне этот шкворень. Я завтра узнаю, чей он! Соловков ему будет мало! Вот так и моего батьку когда-то!..

— Черт его по шкворню узнает, — сказал Хотяновский. — А раз не поймали, то он еще где-то вынырнет, объявится.

— Это ж если б по голове, если б… — начал сочувствовать Лепетун, помахивая шкворнем. — И кому? Нашему председателю сельсовета? А может, вам, музыкант?.. А за что вам? За что моего отца?..

Вскоре все разошлись, шкворень так и остался у Лепетуна. С Богданом снова пошел Клим Бегун.

— Так мы с вами не договорили, — сказал он как-то чересчур спокойно и рассудительно. — Помешал какой-то враг недобитый. А завтра с самого утра мне надо в райком.