Александр Эбаноидзе - ...Где отчий дом

Мужчина поднял упавший на грядку цветок.

— Сюда-то как попала?

— Меня этот устроил,— она кивнула в сторону дощатой выго­родки.— Строгий...

— И живешь здесь?

— В поселке, тут три километра... Для чего цветы понадоби­лись? — спросила она, видимо, не желая больше отвечать на рас­спросы.— Не беда ли какая?

— Дочку замуж выдаю.

— Уже? — ее губы тронула мимолетная улыбка.— Прыткая... Это которая же?—Опросила она погодя.— У тебя ведь двойняшки.

— Лиа,— ответил мужчина.— Приезжай на свадьбу.

Женщина покачала головой и с ножницами в руке перешла к другой грядке.

— Мать еще жива? — наклонившись и словно пряча лицо, спро­сила она.

— Представь себе...

— Не отмучилась, значит... А с домом что будет?

— Об этом раньше надо было думать.

— А что? — женщина выпрямилась и посмотрела на срезанные цветы.— Я сестрице твоей говорила, она ничего. Небось сразу при­кинула, за сколько продать. Да кто его купит — в горах, вдали от города...

— Так там все и бросила?

— Так и бросила. Дом большой. Летучим мышам раздолье...

Дверь из комнаты приоткрылась, и старик в выцветшей гимна­стерке вышел на лесенку.

Женщина обернулась к старику и замахала руками.

— Уходи! Уходи отсюда!

Старик смущенно засмеялся и ушел, пошатываясь и бормоча что- то под нос.

— Мой велел бесплатно тебе цветов нарезать. Если пьяненький начнет деньги клянчить, не давай...

Они прощались у калитки. Разговор сам собой иссяк, но женщи­на все не отдавала огромный букет, багряно отсвечивавший на ее лице.

— У тебя новая машина..выйдя на шоссе, рассеянно замети­ла она.

— Да... Садись, поедем к тебе, покажешь, как устроилась. На ребят взгляну. На свадьбу их повезу, черт возьми! Двоюродные бра­тья как-никак...

— Не надо, Джано. Честное слово, я не готова, и они какие-то растерянные на новом месте, жалкие. Дай обжиться.

— Пока обживешься, мальчишки совсем отвыкнут.

— Ничего, припечет —ты теперь знаешь, где нас найти,

— Если ты и отсюда не сорвешься.

— Да куда уж мне, пороха не хватит... Я тогда уехать думала, а потом передумала...— словно объясняя или оправдываясь в чем-то, проговорила женщина.— Здесь жизнь легче, зима теплее. И сыновь­ям не чужбина. Ты поддержка, если что, когда подрастут, да и тетки тоже. Разве не так?.. А старик что? По мне и лучше, что он старик...— Она отвернулась, опять пряча лицо, и через окно заглянула в мок­нущий под дождем автомобиль.— О-ой, как у тебя гам красиво! Чех­лы бар>хатные... В такой посидеть и то приятно. Счастливчик! Видно, твои дела идут хорошо.

— Ничего. Я теперь в виноделах.

— Что ты говоришь?.. Почему, Джано?

— Не знаю. Устал. Старею, наверное.

— Да, время летит...

То, что предшествовало этой встрече, случилось тремя годами раньше Строго говоря, началось все это еще раньше, даже намного раньше, ибо в человеческой жизни прошлое и настоящее нерастор­жимы, настоящее прорастает в прошлом, несет его в себе, и, может статься, правы те, кто считает, что прошлого вообще не существует, есть только одно настоящее, а, стало быть, рассказ о любом человеке начинается с первого дня его земного существования, если не рань­ше... Поскольку наш рассказ о людях не первой молодости (среди них встретятся и пожилые, и старые), нам пришлось бы изрядно углуб­ляться. Но попробуем обойтись без раскопок. Вернем вспять всего- навсего три августовских дня 1979 года.

Итак, август 1979 года...

Глава первая

ТАТЬЯНА МАХОТИНА

Дорога в горах. Крутая каменистая дорога, белая под солнцем, заросшая по краям травой и ежевикой.

Терпкие запахи кавказского леса остались внизу. Сверху веет кремнистой сушью, нагретым камнем. Поодаль в кустах-раскоряках с мелкими, как у вербы, листиками пасутея козы, упираясь ногами в стволы, тянутся к веткам. Лужайки вдали кажутся лоскутами зелено­го шелка, натянутого во всех плоскостях, вплоть до вертикальной.

Мне хорошо. Кажется, впервые я живу, как мечтала. Смотрю на Джано и, встретив его взгляд, смеюсь от счастья.

— Куда ты меня ведешь? Господи, куда мы идем?

— Потерпи немного и узнаешь.

— Что у тебя там, Джано? Горская святыня? Капище?

— Нет,— отвечает он.— Маленькая речушка. Форелевый ручей.

Наша ослица далеко обогнала нас. Поскрипывает седлом и кор­зинами. Ее сынок то забегает вперед и оглядывается, подняв торчком длинные уши, то отстает и неуклюжим галопом на прямых ножках несется вдогонку. Челка у него черная, а храп такой белый, как буд­то он только что вынул морду из миски со сметаной.