Сергей Сартаков - Ледяной клад. Журавли улетают на юг

Нет, не совсем так… Косованов, оказывается, знал, что Василий Петрович и раньше уже готов был поиграть со смертью, готов был взорвать динамит под гребнем затора, если затор образуется. Василий Петрович реку понимает не хуже любых лоцманов и метеорологов, он ее нутром чувствует. Косованов решительно запретил ему даже и думать о динамите. Но Василий Петрович все-таки думал. Потому он напоследок и чокнулся странно со всеми: «За мильён!», «Против черта!». Он предвидел, он считал неизбежным затор у косы, и он к этому приготовился…

Еще накануне оформил себе документ на получение взрывчатки со склада, и Цагеридзе, оказывается, сам его подписал, по привычке не читая бумаги, которые приносит на подпись главный бухгалтер.

Все теперь ахают: «Как же Иван Романыч? Как он допустил?» А что мог сделать лоцман, хотя и поставленный следить за протокой самим начальником рейда, когда второе «главное лицо» ему говорит: «Сымай пикеты и шагай с ними за Громотуху. Там нужнее. За какой холерой и какой дурак здесь тебе на протоку полезет? Сам посмотрю». Главный бухгалтер говорит — его слушаются. Правильно: он тоже начальство! Да и личный авторитет. Это он, Цагеридзе, всегда разговаривал с бухгалтером раздраженно, другие — любили его. Да-а, вот как обдуманно готовил свой «рыск» Василий Петрович! И оправдал его…

Еще говорят: «Зачем он девчонку с собой потащил?» Но Загорецкая видела: человек страшно торопится, ему тяжело, он держится одной рукой за поясницу, а ледяной вал неумолимо и грозно переползает уже через остров. «А на черта нам нерысковых?» — сказал когда-то Василию Петровичу командир партизанского фронта. Почему в тот горячий момент не могла мелькнуть и у Фени такая мысль? Как осудить девушку за все это?

И шагал, все шагал взад-вперед по кабинету…

Когда они — Цагеридзе, Косованов и Баженов — добрались с Громотухи до поселка и вошли в контору, Василий Петрович находился вот на этом диване, где так привычно всегда располагался в углу, загадывая свои «кросворты». Лицо бледное, осыпанное крупными каплями пота, а толстые губы — синеватые, словно он поел спелой черники. Кто-то ему уже распорол рукав пиджака сверху донизу, и на подлокотнике дивана лежало что-то ужасное, раздутое, в фиолетовых кровоподтеках. «Кость раскололась, перебила артерию. Гематома образовалась, — тихо объяснила медицинская сестра. — Мне не суметь… Отвезите скорей в Покукуй». И Перевалов побежал готовить моторную лодку. Феня стояла, корила себя: «И зачем я обратно впереди него побежала!»

Василий Петрович заметил Цагеридзе, попробовал засмеяться, но не вышло, только дернул нижней губой:

— Как, начальник, клад свой вытащил?.. Черт, видишь, тебя обошел. За меня зацепился. Не уволил я черта. Не поспел… Крестец, холера, шибко болел еще с ночи! А как? Так бы ушел я, расчет был точный… И рыск всего один… Да хрен теперь рассуждать — по второму разу скакать через лед не придется…

Заговорил Баженов:

— Вы молодец, Василий Петрович! И вообще все очень счастливо закончилось. Именно счастливо — и не иначе. Но как все же можно было пренебречь элементарнейшей техникой безопасности! Как я смогу все это объяснить…

Его перебил Василий Петрович. Редко и глухо дыша, сказал:

— Да ты что — ты и штаны себе через голову наденешь… А по технике безопасности приказ начальника был… Устный, все одно — приказ… Свидетель я первый… Пикеты что тебе — не техника безопасности? Куды девались?.. Я снял!.. И документ на динамит, основание — для чего — тоже сам я написал. Станешь штаны надевать через голову, не забудь про эту пуговку… Стены плывут… Сестра, дай чего-нибудь!..

И медсестра спохватилась, стала всех выставлять из кабинета, говорить, что человеку нужен покой и лучше всего, пока готовится лодка, дать ему полежать дома. Василия Петровича унесли…

В кабинете, кроме хозяина, остался лишь один Баженов.

— Что ж, Николай Григорьевич, вызывайте для меня самолет на завтра, сказал он. — Все, что для себя и для ЦНИИ, я постепенно подготовил. Самые последние наблюдения я обобщу и облеку в форму документа сегодня вечерком. Что я должен сделать для вас?

Цагеридзе только пожал плечами, сказал:

— Вероятно, побыстрее уехать.

— Мне все же грустно, что между нами не установилось добрых отношений, — тогда снова заговорил Баженов. — Это не от меня, поверьте. И этого я не могу понять. Как должностное лицо, я вам помощник. Как человек, я вам не враг. Как, извините, бывший муж Марии Сергеевны, я вам не соперник. Но вы все же не любите меня. Больше того, я вам неприятен. Зачем нам дипломатничать? — Он повернулся на каблуках. — Я могу вам причинить служебные неприятности. Вы сами это знаете. Отстой леса завершился, конечно, вполне благополучно, если не считать уголовного дела, неизбежно вытекающего из вопиющего нарушения правил техники безопасности, и если не считать, что без этого нарушения и в данном повороте событий благополучного исхода тоже бы не было. Видите, какое шаткое равновесие. А сломанную руку главного бухгалтера ведь никуда не спишешь и не утаишь. И я все же рад поздравить вас со счастливым концом! Однако события этого дня таковы, повторяю, что их можно понимать и как случай экстраординарных явлений природы и как случай экстраординарных поступков людей. О них можно делать резко различные официальные выводы, ничуть не затрагивая научного значения вашего эксперимента. В оставшиеся часы я буду готовить свой заключительный документ. Неизвестно, останется ли он только в моей папке. Наконец, только в делах ЦНИИ и вашего треста. Бывают и другие папки. А подписан документ должен быть и вами. Вот я вас дружески и спрашиваю: какие у вас к нему пожелания? В каком плане, с учетом ваших каких интересов хотите вы, чтобы этот документ был написан?