Сергей Сартаков - Ледяной клад. Журавли улетают на юг

— Протока не была заткнута, — весело блестя глазами, возразил Василий Петрович. — Сюды в нее оттягивало половину льда.

— Но вы предполагаете уникальнейший случай, уникальнейшее стечение самых неблагоприятных обстоятельств! — уже немного нервничая, взмолился Загорецкий. — Вы предполагаете обязательный и продолжительный затор у «Семи братьев» после того, как Читаут здесь даст первую свою подвижку. Затем энергичное и короткое разрушение этого затора, при котором чрезвычайно усилится давление на нашем плесе. Далее — предполагаете, что именно в это время у косы окажутся крупные нерасколотые ледяные поля, и они сдавят русло реки, образуют по ту сторону острова крепчайшую пробку, подобную той, что мы имеем сейчас в протоке. Так? Если так — тогда, действительно, весь лед валом перекатится через остров, надавит на нижнюю часть акватории запани и…

— Довольно! — сказал Цагеридзе, тяжело кладя на стол ладонь с растопыренными пальцами. — Довольно каркать в самые последние часы! Прошу прощенья, Павел Мефодьевич, это не к вам относится.

— Нет, нет! Такого тройного совпадения и не может и не должно случиться! — воскликнул Загорецкий. — Это вопреки законам природы, вопреки законам математики!

— А черт? Как насчет этого? — шлепнул Василий Петрович сочно поблескивающей, измазанной жиром нижней губой. — Черт на сплаве — всегда штатный работник. Мы свое думаем. Он свое думает.

— Василий Петрович, — едва сдерживая раздражение, сказал Цагеридзе, — я вас прошу пойти сейчас же в контору, заготовить приказ о сокращении штатов. Черта уволить немедленно! Дайте ему выходное пособие, оплатите проезд в ад или в рай — куда он пожелает, обеспечьте продовольствием на дорогу. Но я не хочу, чтобы сегодня в наши, в мои дела вникали черт и…

Он едва сумел остановить себя на последнем слове. Стукнул кулаком по столу. Но Василий Петрович безмятежно отозвался:

— Мне сходить в контору не штука. Приказ о сокращении штатов тоже недолго. Лида в пять минут напечатает. Только из какого оклада? Деньги в кассе есть. Как вручить расчет? Где он, черт, сейчас? Сидит у «Семи братьев» или у нашей косы находится? Подскажи, начальник. Схожу вручу. Хотя и шибко болит сегодня крестец проклятый, заковал спину. Хочешь кросворт? Загадку?

— Я уже очень точно сказал, чего я хочу. Исполняйте! — глядя в стол, сказал Цагеридзе. Он знал: если посмотрит на рыхлое, улыбающееся лицо бухгалтера — закричит.

— Вот, начальник, кросворт: мильён восемьсот семьдесят и пятьсот пять. Как чет или нечет сейчас в руке зажато. Не в твоей, начальник. И не в моей. В чертовой лапе. Игра с чертом! Угадай, в правой или в левой у него мильён восемьсот? В правой или в левой пятьсот? Цифры точные. Ночь всю просидел сегодня, считал. Мильён восемьсот — лес. Пятьсот — цена твоей второй резолюции. Во, кросворт! А разгадка находится, есть.

Косованов поднялся, обнял бухгалтера за плечи, отвел немного в сторону.

— Слушай, Петрович, ты не дразни. Какая разгадка? Действительно есть? Читаут каждый час может взломаться, медлить нельзя.

— Разгадка простая. Два ящика динамиту. На случай. Самый необыкновенный. В конец острова. Против косы. Черт на косу сядет — ему под зад динамит этот. Пусть в рай летит. Просидит черт до конца на «Семи братьях» — стащить обратно ящики в склад. Четыре семьдесят — расценка за работу. По норме. Плюс пятьдесят процентов за опасность. Итого — семь рублей пять копеек. Хорошо отгадывается? Кросворт! А?

— Да-а? — в страхе округляя глаза, спросил Косованов. — И что же, ящики эти…

— Случится беда — на затор и накинуть. А как? Не на берегу рвать. Зря только стекла в окошках высадишь. Опять же самолетов нету, чтобы пробомбить сверху. Путь один. Пробежка понизу, туды, обратно — десять минут. Молодому. Если наготове все. А затор, он и по полчаса, даже более, держится.

— Вася! Ты же знаешь — нельзя! — белыми губами сказал Косованов, оглядываясь на Цагеридзе. — Вася, выкинь это, начисто выкинь из головы! Нельзя рисковать человеческой жизнью даже ради любых миллионов. Говоришь, затор и по полчаса держится. Правильно! А что, не рушится он разве и через пять минут? И через две минуты? Никак не определишь — когда. И не по асфальту на середину реки бежать, а по торосам сыпучим карабкаться. Да с динамитом в руках. Шутка! Нет, нет, и думать об этом даже нельзя!

— На лямках мягких. За спиной. Ничего. Бикфордов поджигать пучком, не одной спичкой — на холеру спички жалеть? Минуты, время… По торосам сообразить можно. Как, формой какой настановит их. Ну, не без рыску, понятно. Смотри. Думай. Тоже начальство. Только зиму всю во льду колупаться, а черта не предусмотреть: как? — ежели явится. Тут уже я молчать не могу. Соображай. Дело хозяйское, — он отвел руку Косованова. — Пусти. В тарелке у меня мясо еще не доеденное.