Он произносил его фамилию по-северному, с ударением на первом слоге: Дроздов – так давно уже никто его не называл, и Дроздову уже казалось это странным, нарочитым.
– Работой доволен?
– Нет, Леха, не доволен (тоже давно никто не называл его так, и назови его так кто-то другой и не здесь, это было бы дико и невозможно, а сейчас это было естественно, только отозвалось где-то глубоко в душе: «Леха», – как слабо отзывались в его душе вот эти тротуары, и дома, среди которых угадывались знакомые). Недоволен. Не нравится мне горкомхоз этот и работа эта. Канцелярия, а писарей у меня, понимаешь, нет, самому приходится сидеть целый день, писать бумажки. А ведь я мог бы, как и ты, но не повезло, а в горкомхоз попал случайно. Я, понимаешь, Леха, если в очередь становлюсь крайним, то уже до конца так крайним и стою, за мной уже не занимают. Почему? Да кому нужно, те все уже впереди стоят. Понял? Я ведь хотел в институт метеорологический идти. Хорошее дело. Остался на сверхсрочной, старшина, поступил в вечернюю школу. Стояли в Рязани, хорошо. Сам в штабе работал, занимался. Поехал в отпуск, тут с Тоней познакомился, она только институт кончила, учительница, понимаешь, по географии. Стали переписываться, на другой год приехал, женился. Ну, потом забрал ее с собой. Там устроиться ей было трудно, потом, забеременела, не нравится ей там, уедем да уедем, ну, и демобилизовался. Приехал, хотел устроиться в управление дороги, но тут в райком, понимаешь, вызвали, партия, говорят, посылает на эту работу, в горкомхоз. Стал работать, учиться кому-то нужно в коллективе, в техникум поступил на заочный, но кончил через силу, – пацаны пошли, то да се, голова болит, в институт уже не могу. А не люблю я сидеть на одном месте, мне бы работу, как у тебя, а тут даже никаких командировок, ну, от силы в район. Трое пацанов, ну, куда теперь. А так с работой справляюсь, Леха.
На этажерке с книгами стоял елочный Дед-Мороз из папье-маше, весь в блестках. Он смутно напомнил о чем-то Дроздову: тоже Дед-Мороз, елка из полиэтилена или даже настоящая, а за окнами зелень, синева или теплый мучительный дождь, – но Дроздов отбросил это воспоминание, не дав ему развиться и завладеть собой.
– Вот так и живем.
– Ну что же, неплохо. Они посмотрели друг на друга и ни с того ни с сего как бы почувствовали некоторую неловкость, еле заметно, но почувствовали, и оба постарались избавиться от нее.
– Тоня в школе еще, потом за Юркой зайдет в садик. Мы ее ждать не станем. Ты как думаешь? Не возражаешь?
– Может, лучше подождать?
– Нет, ждать не будем, – твердо решил Николай и начал действовать – доставать из буфета тарелки и рюмки, продолжая говорить. Говорил он вроде бы почти по-московски, лишь слегка на «о» и чуть-чуть певуче, но из этого легкого оканья и плавной певучести и складывалась его северная, привычная и одновременно чудесная для дроздовского уха речь. И сидя в этом доме, и слушая Кольку Пьянкова, и глядя, как он накрывает на стол, Дроздов смутно ощущал нереальностьвсего происходящего и продолжал пребывать в том легком прозрачном тумане, в который окунулся, сойдя с поезда.
– Квартиру эту недавно получил, хорошо, а то в старом доме жили, совсем трудно, удобств нет, дров одних, понимаешь, заготовить сколько нужно.
– Кубометров двадцать?
– Не меньше. А в благоустроенном хорошо. И вообще место расположения нашего дома имеет большое стратегическое значение.
– Это как?
– Рядом магазины: книжный, молочный, фрукты-овощи, продовольственный, радио-музыка, поликлиника. Все, что нужно.
Он поставил на стол хлеб, огурцы, грибы, тарелку с холодными котлетами, нарезал сыр, колбасу и откупорил бутылку грузинского коньяка.
– Тут у меня сосед-приятель, в райисполкоме у нас работает бухгалтером, а жены вместе в школе работают, она у него по истории. Может, позвать его? Ты не возражаешь?
– Как хочешь, как тебе удобнее.
– Ну, если ты не возражаешь, я его сейчас позову. Он удалился и очень скоро возвратился вместе с прихрамывающим, рябоватым человеком, который крепко пожал Дроздову руку и представился:
– Елохов.
– Вот я, Леха, с ним советовался, писать тебе или нет, ну, он, понимаешь, посоветовал написать.
– Молодец.
Елохов потупился, польщенный:
– И ответ ваш вместе читали.
– Ну, давайте выпьем, – сказал Коля и налил в рюмки.
– Это что же? – деланно заинтересовался Елохов. – А, лошадьяк!
– Ну, будьте здоровы, – Со свиданьицем.
– А я на вокзале стою и все боюсь – не узнаю. А глянул – сразу увидел.
Читать дальше