Леонид Леонов - Вор [издание 1936г.]

Уже слезая с саней в конце длинного безыменного переулка, Аггей еще раз удивил и напугал Фирсова новым, беспричинным, казалось бы, поступком.

— Слушай, старик, — сказал он, когда расплачивался с извозчиком. — На тебе, возьми, пятерку сверх всего, купи ей овса. Лошади овса, не понимаешь? — взъярился он, замахиваясь глазами, но во-время сдержал себя. — Купи, и пускай поест. Понял? Ну, поезжай!.. (— Истинную причину аггеевых странностей Фирсов понял смятенным сердцем лишь впоследствии.)

В темный двор въезжал водовоз; Аггей перекинулся с ним несколькими блатными словами и вошел прямо через ворота, минуя калитку, запорошенную снегом. Во дворе прятались за деревьями два крошечных (— потом они оказались вовсе не маленькими; тут было какое-то хитроумное лукавство —) домика, в окружении сарайчиков самого благонадежного вида. Теснота и несообразная расстановка построек позволяли думать, что кто-то, не гоняясь за красотой, накидал их тут как попало под пьяную руку и сам бежал от такого несусветного позорища.

Два цепных пса отметили их приход густым, простуженным лаем. Кто-то вышел на крыльцо, подобие женщины, и говорил с Аггеем. Потом тот вернулся за Фирсовым.

— Как раз на пьянствие попали… и Митька тут. Бyдет ему нынче от меня! — посулил он вполголоса и, вдруг споткнувшись, выругался зло и непристойно.

Полуоткрытая дверь поджидала их; лохмоты оборванного войлока обрамляли где-то вдали помещенный свет. Потом они прошли честную и чистую до умильности квартирку; потом… Фирсов плохо припоминал впоследствии обстановку артемьева шалмана . С того момента, как переступлен был порог, все последующее он видел как бы сквозь толстое бутылочное стекло. Тень, а теперь просто баба, опрятная и неплохая баба, в платочке, — заперла за ними дверь и скрылась с проворством заправской тени. Из-за узкого прохода, завешенного дешевой портьеркой, доносился бурный плеск голосов и звук какого-то безостановочного движенья.

Здесь начинался шалман Артемия Корынца, скрытное и пьяное место, место гульбы и отдыха, отдыха от опасностей повседневного риска. За пропоем вчера добытых денег тут составлялись новые планы набегов на мир и его обитателей. (— Здесь можно было также и проиграть добычу, причем Артемий взимал всего по полпроцента с кона.) Пускали сюда только крупных по летам и опыту, а из молодых лишь тех, кто с отроческих лет был отмечен печатью воровского гения. Сам Артемий, отец воров (прозванный Корынцем за побег с Сахалина через Корынский пролив), собственнолично встречал гостей именно здесь, в якобы прихожей. Его мелкие бегучие глаза были разделены огромным тонким и острым носом, придававшим лицу оттенок почти богоборческий. Глаза эти сразу охватили Фирсова, выцеживая всю его вредную или полезную суть.

— Пожалуйте, пожалуйте… — сказал он, выслушав объяснения Аггея. — Мы гостя, если с дружбой к нам, не гоним. И описать нас тоже хорошо, который человек чем дышит. Сам Максимка писал про нас, да уж давно. А у нас нынче Оська гуляет!

Огромной рукой он гладил бороду, редкую, но такую черную, точно приставную, и волосы, подстриженные и подбритые по-кучерскому. Неоднократно стриженые еще царской каторжной бритвой, они сохранили и посейчас свою бессединную густоту. Помогая Фирсову раздеться (и уложить полушубок на сундук, ибо вешалка была завешана одеждой на целый метр от стены), он кстати прошарил его карманы, лишний раз удостоверяясь в его безвредности. — Артемиев поношенный пиджак внушительно пахнул камфарой.

— Пожалуйте… проклаждайтесь, — сказал Артемий, привычным жестом откидывая портьерку.

Впервые Фирсов наблюдал в непосредственной близости описываемый им быт. Однако ничего чрезвычайного тут не было, а, просто, веселились люди. Несколько шумных парней рьяно подкидывали к потолку неказистого человечка, так что полосатенькие брючки задрались у него, а развязавшийся галстук бантиком попрыгивал, как птичка, на его крахмальной груди. Впрочем, человечек не противился, а всего лишь хихикал, счастливый столь товарищеским расположением.

— За что ж его так?.. — обернулся Фирсов к Аггею.

— А очень довольны им! — пояснил, усмехаясь, Аггей. — Это, видишь, Оська Пресловутый, — не слыхал? Знаменитый человек, ты поприглядись… ты ведь сбираешь всякие редкости!.. — Вслед затем Аггей отошел от Фирсова. — Ну, гуляй в свою голову, — сказал он ему напоследок.

(Лишь впоследствии разведал Фирсов подробнее об Оське. Осип Пресловутый, родовитый фальшивомонетчик, был четвертым в своем славном роду. Сухощавый и сильно подвижной, он походил немножко на штопор. Кстати: двадцатипятирублевку, изготовленную его знаменитым дедом, Ларионом, подарил Александр II какому-то отличившемуся герою. Этот Ларионов отросток справедливо мнил себя состоящим почти в графском достоинстве. Ныне, празднуя выпуск новых билетов, Оська угощал приятелей и женщин, а попутно заводил новые знакомства. Оська стремился быть приятным и общительным человеком.)