Прыгнуть на ходу обратно? Опасно! Время потеряно. Ничего другого не остаётся, как ехать в тамбуре курьерского поезда, уносящегося опять куда-то в обратную сторону, ещё дальше от дома.
Досадно, но ничего. Просто небольшая потеря времени. На ближайшей станции можно сойти и пересесть во встречный поезд, который вернёт его обратно. Предполагается, что поезда ходят по летнему расписанию, очень часто. Однако до ближайшей станции оказывается неизмеримо далеко, целая вечность, и неизвестно, будет ли вообще встречный поезд. Неизвестно, что делать. Он совершенно один. Спутник исчез. И быстро темнеет. И курьерский поезд превращается в товарный и с прежней скоростью несёт его на открытой площадке в каменноугольную тьму осенней железнодорожной ночи с холодным, пыльным ветром, продувающим тело насквозь.
Невозможно понять, куда его несёт и что вокруг. Какая местность? Донбасс, что ли?
Но теперь он уже идёт пешком, окончательно потеряв всякое представление о времени и месте.
Пространство сновидения, в котором он находится, имело структуру спирали, так что, отдаляясь, он приближался, а приближаясь, отдалялся от цели.
Улитка пространства.
По спирали он проходил мимо как будто знакомого недостроенного православного собора, заброшенного и забытого среди пустыря, поросшего бурьяном.
Кирпичи почернели. Стены несколько расселись. Из трещин торчали сухие злаки. Из основания неосуществлённого купола византийского стиля росло деревцо дикой вишни. Тягостное впечатление от незавершённости строения усиливалось тем, что почти чёрные кирпичи казались мучительно знакомыми. Кажется, из них было сложено когда-то другое строение, не такое громадное, а гораздо меньше: возможно, тот самый гараж, у полуоткрытых ворот которого стоял человек, убивший императорского посла для того, чтобы сорвать Брестский мир и разжечь пожар новой войны и мировой Революции.
Его кличка была Наум Бесстрашный.
Лампочка слабого накала, повешенная на столбе с перекладиной возле гаража, освещала его сверху. Он стоял в позе властителя, отставив ногу и заложив руку за борт кожаной куртки. На его курчавой голове был будёновский шлем с суконной звездой.
Именно в такой позе он недавно стоял у ворот Урги, где только что произошла революция, и наблюдал, как два стриженых цирика с лицами, похожими на глиняные миски, вооружённые ножницами для стрижки овец, отрезали косы всем входившим в город. Косы являлись признаком низвергнутого феодализма. Довольно высокий стог этих чёрных, змеино-блестящих, туго заплетённых кос виднелся у ворот, и рядом с ним Наум Бесстрашный казался в облаках пыли призраком.
Улыбаясь щербатым ртом, он не то чтобы просто говорил, а как бы даже вещал, обращаясь к потомкам с шепелявым восклицанием.
— Отрезанные косы — это урожай реформы.
Ему очень нравилось выдуманное им высокопарное выражение «урожай реформы», как бы произнесённое с трибуны конвента им написанное самим Маратом в «Друге народа». Время от времени он повторял его вслух, каждый раз меняя интонации и не без труда проталкивая слова сквозь толстые слюнявые губы порочного переростка, до сих пор ещё не сумевшего преодолеть шепелявость.
Полон рот каши.
Он предвкушал, как, вернувшись из Монголии в Москву, он произнесёт эти слова в «Стойле Пегаса» перед испуганными имажинистами.
А может быть, ему удастся произнести их перед самим Львом Давыдовичем, которому они непременно понравятся, так как были вполне в его духе.
Теперь он, нетерпеливо помахивая маузером, ожидал, когда все четверо — бывший предгубчека Макс Маркин, бывший начальник оперативного отдела по кличке Ангел Смерти, женщина-сексот Инга, скрывшая, что она жена бежавшего юнкера, и правый эсер, савинковец, бывший комиссар временного правительства, некий Серафим Лось, — наконец разденутся и сбросят свои одежды на цветник сизых петуний и ночной красавицы.
Среди черноты ночи лампочка так немощно светилась, что фосфорически белели одни лишь голые тела раздевшихся. Все же остальные, не раздевшиеся, почти не виделись.
Четверо голых один за другим входили в гараж и когда входила женщина, можно было заметить, что у неё широкий таз и коротковатые ноги, а в облике четвёртого, в его силуэте было действительно что-то сохатое.
Они были необъяснимо покорны, как все входившие в гараж.
Но эта картина внезапно исчезла в непроглядном пространстве сновидения, а спящий уже находился среди недостроенных зданий мёртвого города, где, однако же, как ни в чём не бывало проехал хорошо освещённый внутри электрический трамвай с вполне благополучными, несколько старомодными, дореволюционными пассажирами, выходцами из другого мира.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу