Виктор Астафьев - Жил на свете Толька

— Ну, двинь ему, садани! Привари разок! Да тресни же ты его! Тресни! Э-эх!

Будто заслышав Толькины призывы, мальчишка, за которого он «болел», ловко увернулся от удара и стукнул длинного под левую руку.

Толька подпрыгнул и заорал:

— Каа-апут!

А победитель поднял руку, как боксер, и провозгласил:

— Нокаут! Вот, не рыпайся больше.

Потом они с хохотом побежали к салазкам, около которых все еще копошилась куча. Толька с восторгом и завистью смотрел на ребятишек, одетых в одинаковые шубки с серыми воротниками.

Внезапно сзади него задзинькал звонок. Толька вздрогнул, обернулся и увидел девочку. Была она в белом переднике, в летних тапочках. Она, торопливо потрясая звонком, одновременно подпрыгивала от холода и кричала:

— Обед! Обед!

Ребятишки вперегонки кинулись к дому, теснились в дверях, подталкивали друг друга. Дверь захлопнулась. Стало тихо-тихо и пусто. Лишь одна девочка, тихонько напевая, обметала варежками снег с валенок. Она было взялась за дверную ручку, но посмотрела на озеро и сказала:

— Вечно эти мальчишки салазки бросят!

Вприпрыжку вернулась она на озеро и прокатилась на санках одна себе, на просторе. Ей, видимо, понравилось. Она прокатилась еще несколько раз. Заметив Тольку, девочка приблизилась к нему и спросила строгим голосом:

— Ты чего здесь, мальчик, стоишь?

Он растерялся:

— Да так, ни… ничего… стою и стою… вот! — И протянул скомканную бумажку.

Девочка с серьезным видом взяла бумажку, расправила ее и принялась читать. Словно убеждаясь в чем-то, она придирчиво осмотрела Тольку и деловито осведомилась:

— Значит, тебя зовут Толей?

— Ага, Толькой.

— Не Толькой, а Толей, — наставительно сказала девочка. — У нас никого не велено так называть, знай об этом сразу. — И торопливо прибавила: — А мое имя Галя. Галя Лазарева.

Толька промычал что-то в ответ, а про себя подумал: «Эка, важность, Ла-а-азарева! Видали мы таких Лазаревых, подлиза какая-нибудь».

В дверях салазки застряли. Толька решительно отстранил девочку и сам внес санки в прихожую. Галя усмехнулась, но ничего не сказала, а проводила его в раздевалку. Толька, затаив дыхание, смотрел на шубки с серыми воротниками и постеснялся повесить среди них свое драное пальтишко. Все равно у пальтишка вешалки не было. Мальчик скомкал его и бросил в угол. Не поборов соблазна, Толька погладил воротник у одной шубки и подумал:

«Отличникам, наверно, дают. Дали бы мне такую, я бы тоже отлично учиться стал, шут с ними».

Галя провела его в комнату с ванной и побежала куда-то. Пришла пожилая женщина в цветной косынке. Женщину эту звали няней Улей. Она велела Тольке сбросить одежонку и, пока ванна наполнялась водой, остригла машинкой его скатавшиеся волосы.

— А ну, дитятко, пощупай воду, не горяча ли? Толька погрузил в воду руку и прошептал:

— Хорошая!

Несколько раз няня Уля меняла воду, которая делалась мышиного цвета, и, натирая Тольку мыльной мочалкой, приговаривала:

— Эк ты, дитятко, зарос! Ну, ничего, обиходим мы тебя — и будешь ты как новый гривенник!

Наполнив эмалированный таз водой, она начала окатывать мальчишку, приговаривая:

— С гуся вода, с лебедя вода… Тебя как зовут-то?

— Толька.

— С Толи худоба…

Когда он вымылся и надел новую одежду, пришла Галя, взяла его за руку и повела по коридорчику, вдоль которого тянулась узорчатая дорожка. Они шли в ту сторону, откуда доносилось позвякивание ложек о тарелки.

— К вам новичок, Анна Павловна, его зовут Толей, — важно промолвила Галя, войдя с Толькой в столовую.

Сразу стало тихо. Десятки пар любопытных глаз уставились на Тольку. К нему подошла молодая женщина и, положив руки на его плечи, обратилась к ребятам:

— Где, ребята, есть свободное место для Толи?

За столами задвигались, застучали стульями, отовсюду понеслось:

— К нам новенького, здесь свободно! К нам! К нам!

— Н-не-ет уж, — не выпуская Толькиной руки, сказала Галя. — Я новенького привела — и за столом он будет за нашим!

— Ты куда хочешь сесть, Толя? — наклонившись к Тольке, спросила Анна Павловна.

— Мне все равно, — растерянно пробормотал он. — Если можно — с Галей.

Его усадили за стол, покрытый голубой клеенкой. Толька увидел посреди стола, рядом с тарелкой белого хлеба, блюдечко с солью, на стенах — картины, нарисованные на картонках и бумаге, на окнах — марлевые занавески с кошачьими мордочками.

Тарелка с рисовой кашей у Тольки опустела моментально. Он скосил глаза на соседей и обмер: «У людей еще половины каши не съедено, а я уж всю свою слупил». Толька опустил глаза и начал под столом разглядывать свои непривычно чистые руки.