Лев Давыдычев: Трудная любовь

— Три, — сказала девушка.

— Да, — отозвался он. — А что?

— Смешной какой! Вы три папиросы выкурили.

Сосчитал. Действительно, три штуки, и все недокуренные.

— Кончается дождик, надо идти, — сказала девушка.

Пошли. Валентин шагал рядом, чувствуя, как непривычно часто колотится сердце. Ведь девушка в любой момент могла свернуть в переулок или сказать: «До свиданья!» Значит, он больше не увидит ее!

Когда они подошли к городскому саду, Валентин пробормотал, надеясь, что она не услышит:

— Идемте в кино.

Но она услышала и ответила:

— Холодно.

От неопределенности ответа, в котором были и согласие, и отказ, Валентин растерялся и сказал, отвернувшись в сторону:

— В кино тепло. Девушка промолчала.

Она смотрела обрывок старой афиши и не повернулась, когда Валентин направился к кассе. С билетами в руках он подошел к девушке.

— Вот, — упавшим голосом произнес он.

Девушка почему-то вздохнула.

— Идемте, — совсем тихо позвал Валентин, и она кивнула. Он пошел за ней, осторожно ступающей стройными ногами по размытой земле.

До начала сеанса оставался час. Валентин сбегал в буфет и вернулся с двумя черствыми пирожными.

— Ой! — обрадовалась девушка. — Я очень есть хочу.

Раньше красивые девушки казались Валентину либо капризными и чопорными, либо развязными, а эта непринужденно, с удовольствием кусала пирожное, держа ладонь лодочкой; не отказалась от второго, потом сказала:

— Ну вот, теперь я пить захотела.

Фильм был заграничный, с запутанным сюжетом, с выстрелами и пятиминутными поцелуями; читать бесконечные надписи было утомительно, и Валентин больше смотрел на девушку, чем на экран. Поворачивая к ней голову, он видел в темноте блестевшие глаза. Раздался выстрел, девушка вздрогнула, и Валентин замер, почувствовав, как к нему на мгновение прикоснулось теплое девичье плечо. До конца сеанса он просидел не пошевелившись, но больше выстрелов не было.

Когда вышли из кинотеатра, уже стемнело. Тускло горели электрические огни в матовых абажурах. Холодный ветер шелестел мокрыми листьями тополей. Оркестр на танцплощадке старательно играл краковяк. В освещенных окнах киосков с прохладительными напитками скучали продавщицы. В темной аллее кто-то бренчал на гитаре. Влюбленные пары с тоской поглядывали на мокрые скамейки. Смеялись, громко и озорно, девушки, взлетая на качелях в темное небо. В стрелковом тире подвыпивший мужчина в мокрой белой косоворотке, закрыв оба глаза, целился в жестяного зайца.

— Вы что, провожаете? — полюбопытствовала девушка.

— Да, вроде, а что?

— Ничего, просто так спросила. Смешно получается.

— Почему? — насторожился Валентин.

— Вы бы хоть спросили, как меня зовут. — Неудобно…

— Так я и поверила. В кино приглашать удобно, а…

— Нет, правда, честное слово! — Валентин непроизвольно прижал руки к груди. — Я сам не понимаю, как все получилось. Не верится даже. Я первый раз…

С ее лица исчезло озорное выражение. Она посмотрела на Валентина внимательно и серьезно. Чтобы избавиться от неловкости, он спросил:

— Вы где живете?

Она удивилась перемене тона и ответила:

— Вот здесь. До свиданья. Спасибо.

— Как вас зовут?

Если бы он спросил из простого любопытства, она бы, конечно, назвала себя, но что-то в нем ей понравилось, и она проговорила лукаво и весело:

— Приходите в среду в спортзал «Динамо», узнаете! — и захлопнула дверь.

Валентин присел на каменные перила крыльца и попытался понять, что же произошло. Вспомнил, как она ела пирожное, держа ладонь лодочкой… Он спрыгнул с перил и пошел.

Когда быстро идешь по темным пустынным улицам, думается очень легко, хотя трудно разобраться в охвативших тебя мыслях и чувствах. В юношеском воображении девушки кажутся по меньшей мере неземными существами, и все, связанное с ними, бывает светлым и радостным.

Правда, иногда появлялись мысли, тревожные и стыдливые. Женская красота часто напоминала о себе; Валентин отводил глаза в сторону и жалел, что люди разучились преклоняться перед самым красивым на свете,

А сейчас пришло что-то совсем незнакомое. Девушка, прижавшаяся к нему, когда на экране кто-то за кем-то гнался, стала ему такой дорогой и близкой, такой необходимой для счастья, что он испугался. Он старался доказать себе, что ничего необыкновенного не случилось, что все это — блажь и ерунда на постном масле, что ни в какой спортзал он не пойдет. Чего он там не видел?

Но ждал среды… Будильник, спутник коротких студенческих ночей, во время экзаменов всегда забегавший вперед, теперь еле двигал стрелками. Иногда казалось, что больше ждать невозможно; тогда Валентин бросался на улицу и бежал, постепенно замедляя шаги, к ее дому, ходил около него, старательно давил на асфальте окурки.