Бахирева поразил спокойный и уверенный вид Бликина здесь, где самые стены звали к ничем не прикрашенной истине.
Но Бликин видел эти стены по-своему: давно знакомые, непоколебимые мраморные плиты отгораживали от всего опасного, постороннего то величие, к которому он был сопричастен. Там, в области, люди малого кругозора выскакивали с мелочными нападками. Здесь он неприкосновенен для мелочей.
Как всегда, он даже самому себе не открывал подлинного смысла своих ощущений и упований. Он твердил про себя привычные фразы: «Покритикуют, но поддержат. Тут не до мелочей. Тут по крупному счету». Еще выше, чем всегда, была вскинута его голова с длинным, чутким носом, еще неподвижней был седоволосый затылок. Неторопливо скользил он по лицам взглядом, пытаясь проникнуть в каждого и храня непроницаемость каких-то своих глубин. Но вдруг брови дрогнули. Улыбающийся Курганов! Чубасов! Он знал, что их вызывали в ЦК, но был уверен, что они не пойдут дальше отделов. Зачем эти двое здесь? Он не считал их опасными, но в самом факте их присутствия здесь таилось нечто опасное. Невольно вспомнилось сходное чувство, которое он пережил сегодня утром в Кремле. Он пошел туда по делам. Он привык видеть Кремль недоступным, торжественным и пустынным. Вход сюда был честью и привилегией. И вдруг в этом самом Кремле толпятся никому не известные мужчины и женщины, мальчики и девочки, лезут во все углы, щелкают фотоаппаратами. «Многолюдный Кремль — похожее было когда-то! — вспомнил он. — Но когда? Гражданская война, сотни деловитых людей, ходоки, Ленин… Четверть века назад. Опять?!» Непривычные толпы в Кремле заставили насторожиться. Так же невольно настораживала доступность вот этой комнаты для всяких Кургановых — Чубасовых. Впереди, за волнистой шевелюрой Чубасова, замаячил вихор. Неужели еще и этот? Противовесы. Они были уязвимой, но крохотной деталью в сегодняшнем отчете Бликина. Плавая большим морем, нетрудно обойти маленький подводный риф. Но как поведет себя эта вихрастая улика? И как покажет себя Вальган?
Вальган приметил его взгляд и подумал: «Погорит? Или поддержат и помогут?» Вальган, как и Бахирев, впервые был в этой комнате, но тоже видел ее по-своему. «Меня простотой не проведешь! В эту игру играли», — думал он. Он видел сверкание мрамора, ажурное золото люстр и вентиляторов. Комната была для него местом, где необходимо блеснуть — использовать редкую близость к высшей власти. Ему нужно было знать выплывет или не выплывет Бликин, чтоб определить собственную линию поведения, и он примечал: «Спокоен. Издали здоровается с секретарями. Он здесь свой… Силен. Выплывет». Вальган понимал, что находится в сложной и не выгодной ситуации: летающие противовесы, перебои в производстве, провал на выборах в партком, жалобы рабочих. Но рядом стоял громоотвод — Бахирев. Надо было только умело направить разряд. Вальган знал свои сильные стороны — находчивость, волю, энергию. «Что ж, последний год произошла осечка. Но гремел в военные годы. Не могут не знать. Сейчас важно не упустить случай. Показать себя. Вызвать доверие. Запомниться!»
Рука его то лихорадочно теребила подбородок, словно призывала все существо Вальгана к бодрствованию, то вдруг мгновенно замирала в ожидании, как замирает собака на стойке. И сам Вальган напоминал собаку на стойке: все в нем замерло в ожидании, и в то же время все приготовилось к цепкому прыжку. Прыгнуть не позже, не раньше, а в ту самую, в единственно нужную секунду! Прыгнуть не вправо, не влево, а в ту самую, в единственно нужную точку!
«Кажется, все расселись? Пора начинать?» — подумал Бликин и тихо откашлялся, прочищая горло.
Один из секретарей дружески закивал кому-то в зале. К столу подошел Гринин. Мешковатый и неприметный, как всегда, он наклонился над бумагами.
— Значит, это верно? Что же ты, Саша, вчера не позвонил? Заехал бы, — услышал Бликин обрывки фраз и удивился: «Секретарь ЦК с ним по-свойски. Так вот откуда у него смелость! И ни разу не проговорился! Хитрец».
Однако это не встревожило. Некоторые из секретарей ЦК недавно были секретарями обкомов и, бывало, сидели рядом с Бликиным вот на этих же стульях. Тоже старые знакомые, тоже на «ты». «Нет, в обиду не дадут, — думал он, глядя на Гринина. — Пропесочат, как положено, но и поддержат крепко».
Наконец ему предоставили слово. Он пошел к столу. Дела целой области, равной по величине иному государству, нес он с собой сконцентрированными в точные и строгие фразы.
Читать дальше