Евгения Скрипко - Друзья и родители

«Мама поругает, что опоздал к обеду, – думал проголодавшийся Вадик, – но что делать, если снег здесь такой ненадежный: вечером выпадет, а утром растает». И ему вспомнилась площадь против школы, где сошлись седьмые с шестыми и началась беспощадная снежная война. Семиклассники вышли победителями.

Подойдя к дому, мальчик заметил, что лампа – в комнате, значит, отец уже дома. «Это хорошо!» – обрадовался Вадик. В дневнике его за сегодняшний день было две «пятерки»: по контрольной математике и за литературное чтение по украинскому. Он уже почти ощущал в своих руках еще десять рублей, которые даст ему отец за отличные отметки.

Мать протестовала против такого поощрения, считая, что мальчик обязан учиться на «хорошо» и «отлично» и что лишние деньги – это ненужное баловство. Она требовала, чтобы Вадик отчитывался за каждый рубль, полученный на завтрак или в кино.

Но отец и сын свой секрет не выдавали, и у Вадика уже скопилась приличная сумма. Он берег эти деньги на мотоцикл. Правда, пока речь шла о покупке велосипеда, который ему обещал к лету отец, если мальчик успешно закончит седьмой класс.

«Мотоцикл лучше, – рассуждал Вадик. – И когда мы с папой пойдем покупать велосипед, я отдам ему деньги и скажу: давай, папочка, лучше мотоцикл купим!» Вадик представил, как удивится отец, и улыбнулся…

С мыслью о мотоцикле Вадик отыскал в кармане ключ от входной двери и вошел в дом. Он двигался тихо, чтобы не слышала мама, пока он раздевается. Повесив пальто, он принялся растирать озябшие руки и задержался в кухне.

Дверь в комнату была приоткрыта, и тонкая полоса света тянулась к его ногам. Было прохладно, не топилась плита, не было на ней, как обычно, кастрюль и шумящего чайника. «Что такое?» – удивился мальчик. Но в это время из комнаты донесся гневный голос отца. «Ссорятся?» – подумал он и прислушался.

– Я старался жить с тобой ради сына. Но больше не могу оставаться с вами. Пойми, что не могу: я люблю эту женщину… люблю как никогда не любил тебя! И я ухожу к ней…

«Вот это да!» – Новость словно приковала ноги Вадика к половицам. Он стоял, затаив дыхание.

– Уходишь! – громко отозвалась мать. – Так бери с собой и сына! Почему ты можешь жить для себя, любить?… А я? Я что – не человек? Меня можно обманывать… меня можно оскорблять… почему я должна терпеть все это? Я тебя спрашиваю: почему?

Вадику уже хотелось вбежать в комнату. Но что он должен сказать родителям?

– Тебе сорок один год, – продолжала мать, а мне тридцать четыре. Я тоже хочу жить для себя…

«Вот тебе и мама! – подумал мальчик. – Чего же ты тогда не согласилась меня в детский дом отдать? Плакала, и всегда плачешь. А теперь: „Бери сына“.

И Вадик вошел в комнату. Он сел к столу и не спеша достал из портфеля дневник.

Ни отец, ни мать не спросили его, почему он так поздно, не сказали, чтобы он покушал. Отец курил и шагал по комнате, мать лежала в постели. Вадик еще не знал, что будет делать потом, а сейчас ждал, что отец все же спросит, какие у него сегодня отметки. Но он взглянул на сына так, точно хотел сказать: «Уйди отсюда, ты мешаешь!»

Вадик, написав что-то пониже сегодняшних отметок, положил дневник обратно в портфель. Потом он открыл стол, взял оттуда конверт с деньгами и табель за первую четверть, сунул все в карман брюк. Подождав немного, оставил на столе застегнутый портфель и вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

Горькая обида овладела мальчиком. «Если я вам не нужен, уйду и не ваше дело, как буду жить. Живите для себя!» – думал он, надевая пальто с мокрыми рукавами. Он положил ключ от входной двери, чтобы больше не возвращаться, но в этот самый момент ему сделалось так грустно, что он чуть не расплакался. «Ведь еще утром мама была такая хорошая, неужели она не понимает, как не хочется от нее уходить».

Но в это самое время, как нарочно, мать громко крикнула: «Я устала с вами!»

И Вадик ушел. Когда он отходил от дома, ему показалось, что кто-то вышел следом за ним. Он оглянулся, но никого не было.

Ночь и снег, да звезды на темном небе, да тропинка, которая вела на дорогу, где лежал свежий след автомашины, – вот все, что ждало мальчика за порогом родительского дома. Вадик, не раздумывая, направился по этому следу.

После того, как ушел муж, Мария Андреевна впала в состояние полного оцепенения. Ей все сделалось безразличным, ненужным и даже лишним. Она лежала с открытыми глазами, устремив их в дрожащий светлый кружок на потолке. И в голове, и на сердце была такая пустота, что, казалось, не появиться вновь ни заботам, ни чувствам, ни мыслям. Все порвано и уничтожено, и только этот трепещущий кружок… Но вот темные тени поползли по стенам, потянулись к потолку. Расползлось и исчезло пятнышко, к которому так привыкли глаза. Марии Андреевне стало страшно. Первой ее мыслью было, что все это бред и что она лишается рассудка. Но это не было бредом: в лампе выгорел керосин, и от закоптевшего стекла появились тени. Как видно, Саянов вывернул фитиль до отказа, и он горел, пока не обуглился. Еще минута и исчезнет последний признак света – слабый язычок пламени на чернеющем фитиле.