Кирилл Голованов - Матросы Наркомпроса

Димка Майдан подхватил, не дожидаясь припева. В глазах у него щипало. Как они, бывало, маршировали всем батальоном под оркестр по набережной Невы!: Недаром на генеральной репетиции к первому же параду «матросы Наркомпроса» выиграли соревнование с третьим батальоном училища имени Фрунзе. Генерал, командовавший репетицией, объявил:

— Морская спецшкола — домой! Третий батальон — еще раз!

Они оказались лучшими, с первого захода выдержали строгий экзамен.

заливались солисты.

Шефское знамя спецшколе торжественно вручали в знаменитом зале Революции. Потом Радько повел их на экскурсию по училищу, где когда-то учился сам. Он показывал компасную картушку, выложенную паркетом из дорогих пород дерева. Картушку видели еще юный Ушаков и молодой Нахимов. Их портреты в адмиральских эполетах висели в галерее выпускников, которые прославились как флотоводцы. По сторонам бесконечных, как улицы, коридоров мелькали двери аудиторий. Там шли лекции. «Спецы» запоминали таблички с названиями кафедр и мечтали о том времени, когда эти аудитории откроются и для них.

пел вместе со всеми Дима Майдан. Он вспомнил, что, когда встречали наркома, у Радько тоже была забинтована шея.

Песня птицей металась под лепным потолком актового зала, билась в оконные стекла двусветных рам. И стекла жалобно дребезжали в такт. По щекам у мальчишек катились слезы, голоса звенели натянутой струной.

Константин Васильевич Радько не дослушал песни. Не смог. Спускаясь по парадному трапу спецшколы, он думал о том, нужно ли ему повышение по службе. Быть может, он уходит сейчас от самого главного дела?

Димку Майдана не провожали. Маленький, некрасивый, он шнырял среди толпы, как блуждающий ион, и нигде не находил, себе места. Толпа и в самом деле походила на иллюстрацию из школьного учебника неорганической химии. Она состояла из одинаковых молекул-диполей. Парни, одетые так же, как и Димка, в матросскую форму, переминались около солидных, но совсем еще нестарых женщин, которые представляли собой как бы радикалы.

Майдан увидел тоненького Гасилова рядом с его матерью, прошел мимо длинноносого Генки Коврова, мрачно выслушивающего последние наставления. Жорка Куржак, заметив Димку, радостно закивал и хотел улизнуть, но его удержали за руку. Эффектная, затянутая в шелк дама всучивала Гришке Мымрину такой же толстый и блестящий пакет из вощеной бумаги. Словом, все ребята были заняты семейными делами, и Майдану оставалось лишь прогуливаться около пристани, с нетерпением ожидая команды: «Становись!»

Конечно, если бы Майдан попросил, отчим Федор Петрович и его жена, тетя Клаша, обязательно пришли бы проводить. А сами они не догадались. На них и сердиться не за что. Федор Петрович сдельщик. Отпроситься с завода для него целая история. А у тети Клаши ненормированный рабочий день. Она уборщица, да еще и дома всегда стирает и гладит на всех соседей. Димка понимал, что иначе им не свести концы с концами. Однако болтаться вот так, делая по возможности независимый вид, было обидно, невыносимо скучно. Майдан стал высматривать старшего политрука Петровского или боцмана Дударя, которые должны были поставить все на свои места, скомандовав построение большому сбору. Но начальство словно растворилось среди провожающих.

Вместо них Димка разыскал в толпе помощника командира взвода Раймонда Тырву. Его мать, Елена Эдуардовна, направлялась с ними заведующей столовой лагеря. Молчаливого эстонца Тырву вполне можно было растормошить и скоротать с ним время до посадки на пароход. Но, к сожалению, Раймонд тоже был не один. С ним разговаривала Жанна Донченко, которая увязалась вместе с матерью провожать Антона, но к брату так и не подошла. Антон ехидно посматривал на Жанну и удивлялся. Мрачный вид Раймонда по всем правилам должен за сто шагов набивать оскомину у всех девчонок. К тому же он совсем не умел поддерживать беседу, и Жанне приходилось болтать за двоих. Кстати, сестра сообщила, что 29 июня в лагере будет родительский день, и, очень возможно, она тоже приедет навестить Антона. Толстокожий Тырва не выразил никаких эмоций, но Жанна на него не обиделась. Антон еще заметил, что, прощаясь, сестра задержала руку в ладони Раймонда, а ему лишь небрежно кивнула.