Кирилл Голованов - Матросы Наркомпроса

Правда, сам Павел Феофанович меньше всего заботился о театральной неожиданности. Открытый урок предназначался для обсуждения среди преподавателей естественнонаучных дисциплин. Ассистенты отрабатывали частности. Главное заключалось в нескольких штрихах, которые будут отличать урок от других, подобно картине на стене физического кабинета, похожей и непохожей на «Бурлаков» из Русского музея.

После звонка в кабинет вошли приглашенные педагоги. Радько привел знакомых командиров из училища Фрунзе. На этот раз рапортовал директору сам Павел Феофанович. Завершив ритуал, Дормидонтов оглянулся на учеников. Нет, среди них никто не улыбался. Военрук перехватил его тревожный взгляд н одобрительно кивнул учителю. Несколько месяцев строевой подготовки не прошли даром даже для тех, кто совсем ее не одобрял.

Майдан, Донченко и Куржак смотрели на преподавателя с видом заговорщиков. Им-то прекрасно было известно, что сейчас произойдет. Но Павел Феофанович вдруг показал классу два одинаковых по объему сосуда: в лабораторном стакане находился ярко-красный подкрашенный керосин, а в узкогорлой колбе — обыкновенная вода. Лица ассистентов вытянулись. Такого опыта на секретных тренировках они не проходили.

— Как поменять жидкости местами, не пользуясь третьим сосудом? — спросил преподаватель.

Ученики достаточно хорошо знали своего физика, чтобы не торопиться с поспешными предложениями. Тогда Дормидонтов зажал пальцем горловину колбы, опрокинул ее в стакан и слегка наклонил. Как по волшебству, прозрачная вода стала стекать на дно стакана, а навстречу, снизу вверх, поднимался в колбу подкрашенный керосин. Это был очень эффектный фокус.

— Почему так происходит? — снова спросил учитель и с удовольствием отметил, что подняли руки больше половины учеников.

Гасилов обратил внимание на разность удельных весов у жидкостей. Мымрин уточнил, что керосин выталкивается силой атмосферного давления.

Павел Феофанович подтвердил правильность этих суждений. Он подумал о том, что ни в одной из школ, где он раньше преподавал, было бы невозможно так начать урок. Опыт предназначался только для того, чтобы с первых же слов установить контакт с аудиторией. Если бы никто не догадался о физической сути явления и учителю пришлось объяснять опыт, он только понапрасну растратил бы время. Здесь же Дормидонтову осталось только уточнить, что опыт поставлен на основе закона Архимеда. Преподаватель не стал восклицать «Эврика!» и вспоминать о знаменитой ванне, где осенило античного геометра. Стакан с водой, стеклянный куб на нитке и точные до миллиграмма гирьки лабораторных весов под ловкими руками натренированных ассистентов превратились в цифры на доске. Цифры логически выстроились в формулу. А Павлу Феофановичу оставалось только связать все — и опыт и формулу — крепким морским узлом. Словом, преподаватель сделал так, чтобы ребята, не залезая в ванну, почувствовали себя Архимедами.

Впрочем, без ванны все же не обошлось, когда дело дошло до законов плавания. Парафиновый айсберг иллюстрировал гибель «Титаника», модель швартовной бочки якорной цепью указывала на направление поддерживающей силы. В стеклянной ванне, которая стояла на демонстрационном столе, еще плавали пустые консервные банки и накренившаяся модель корабля. Аркашка Гасилов в самом начале урока догадался, что модель накренилась неспроста, и оказался прав.

— Отчего крен? — спросил у ребят Павел Феофанович, вытирая руки полотенцем.

— Просто груз на правом борту, — предположил Гасилов.

Ребята захихикали: «Это тебе не стихи читать!»

— Так, — невозмутимо сказал учитель. — Есть еще мнения?

Тут он заметил, как тянет руку Алексей Бархатов. Это был его вопрос. Даже в газетах писали о том, как Лека построил во Дворце пионеров модель линейного корабля. Модель получилась солидной, с тяжелыми броневыми башнями, но при спуске на воду неизменно опрокидывалась вверх килем. Лека вспомнил, что инструктор еще советовал ему заменить башни на деревянные.

— У этой модели перетягивает метацентр! — со знанием дела сообщил Бархатов.

Теперь заулыбались морские командиры, которые сидели за последними столами. Бархатов догадался, что только «слышал звон», и густо покраснел. Но физик вновь не нашел в этом суждении ничего смешного. Он попросил Леку подойти к ванне и посадить грузик на край консервной банки. Та накренилась. Аркашка Гасилов прищурился на соседей: «Кто был прав?»