Кирилл Голованов - Матросы Наркомпроса

— Брат как закричит: «Жорка, держись!» Тут началось такое…

Рассказывать дальше было опасно. Жорка помнил, как неотвратимо бежала навстречу шершавая полоса воды, как он растерялся и забыл размотать веревки с медной загогулины. А когда опомнился, они оба уже барахтались в воде.

— В общем, суток пять штормовали, — быстро закончил Жорка.

Но среди слушателей оказались ребята, которые кое в чем разбирались.

— Постой, постой, — удивился крупный мальчишка со значком «Юный моряк». — В Финском заливе пять суток? И шторма последнее время не было… Скажи уж прямо — перевернуло шквалом. Так?

— Оверкиль! — ехидно уточнил «синий китель».

Очередь заулыбалась. Проще всего было бы соврать, но Жорка не смог. Он медленно побагровел и признался:

— Выбросило на меляк у Лисьего носа…

Громче всех смеялся «синий китель»:

— Моряком еще не стал, а водички нахлебался. Нам таких «подмоченных» командиров не надо…

— Кому это «нам»? Тебе? Или дядюшке? — вступился за Жорку парень со значком. — Как говорят в Одессе, это «две большие разницы».

Жорка упрямо смотрел себе под ноги. Мать их встретила тогда со слезами. Отец был хмур, но ругаться не стал. Отец протянул Жорке свежую газету, ту самую «Ленинградскую правду», и сказал:

— Чем попусту тонуть, иди-ка, парень, учиться!

— Все равно его, хлюпика, не примут, — неожиданно запротестовал брат. Эти слова оглушили Жорку, как удар из-за угла.

— Примут, — с яростью он оглядел брата. — Вот увидишь, примут!

«Синий китель», сам того не подозревая, повторил обидные слова брата. И все смеялись.

Жорка решил было бросить все и выбежать на улицу, громко хлопнув дверью. Но тогда станет смеяться брат:

«А я что тебе говорил? Все равно сбежишь!»

От брата никуда не денешься. Он будет повторять это каждый день, возвращаясь из своей артиллерийской спецшколы, и жизнь вовсе станет невыносимой.

Выручил Жорку все тот же мальчишка со значком «Юный моряк».

— Будем знакомы, Донченко Антон, — сказал он, крепко стиснув Жоркину руку. — Знаешь что, записывайся в наш яхт-клуб. Там, — он оглянулся на «синий китель», — там нормальные ребята нужны. И брось переживать. Научишься.

В кабинет, где заседала приемная комиссия, вызывали по одному. Дверь была глухая, обитая черной клеенкой. Она открывалась или нехотя — щелкой, или от полноты чувств — рывком.

— Следующий! — командовал строгий моряк с усиками под носом и тремя золотыми шевронами на рукавах летнего полотняного кителя. Результаты переговоров угадывались без слов. Если парень прятал глаза и стремился побыстрее форсировать толпу в вестибюле, все было ясно. Другие, наоборот, охотно делились впечатлениями.

— «Петь, — г-говорит, — любишь?» — рассказывал тоненький мальчик из породы «гогочек». — Я сначала уд‑дивился. Здесь ведь не консерватория. Но от-тве-чаю: «Люблю». — «Тогда спой, — говорит, — свою любимую песню». Я и затянул:

— Правильную песню выбрал, — одобрили болельщики. — Из кинофильма «Четвертый перископ».

— «Больше п-пой, — говорит, — и тогда совсем перестанешь заикаться, — продолжал «гогочка». — В Древнем Риме, — говорит, — оратор Цицерон тоже т-так вылечился».

«Такого «гогочку» приняли?» — удивился Димка и почувствовал себя несколько увереннее.

А вот «синий китель» неожиданно задержался за клеенчатой дверью кабинета. Потом вдруг она распахнулась настежь, как от удара ноги. Племянник повернулся на пороге лицом в кабинет и металлическим голосом произнес, подчеркивая каждое слово:

— Имейте в виду, Константин Васильевич! Я сейчас же звоню в Кронштадт и все расскажу капитану первого ранга. Решительно все.

— Правильно сделаешь, — согласился усатый моряк. — Кто же другой может ему рассказать о том, как учится его родственник?

Тут племянник рванул воротник своего кителя так, что полетели крючки, и двинулся прямо на толпу, словно перед ним никого не было. Ребята отскочили в стороны. «Синий китель» шел по живому коридору до самого выхода. На скулах у него ходили желваки, глаза сощурились в злые щели.

— «Мы еще вернемся, Суоми!» — насмешливо сказал кто-то за спиной у Димки Майдана. Племянник злобно развернулся на возглас. Тогда массивный, почти квадратный Антон твердо посмотрел ему в глаза и спросил:

— Не читал? Есть такой роман у Геннадия Фиша. Очень интересная книжка.