Вильям Гиллер: Тихий тиран

Просыпался вагон. Вышел из купе седой горбоносый полковник. Он шел, чуть покачивая головой в такт движениям поезда, одетый почти по форме, если не считать того, что ноги были всунуты в домашние войлочные тапочки, а не в сапоги.

Крупина посторонилась, давая ему пройти, но полковник, остановившись, сказал:

— Извините, я не очень мешал вам спать?

Ей показалось странным это извинение.

— Да нет… Ничего, — ответила она.

— А вот курите напрасно! — наставительно сказал полковник. — С вашего разрешения, Манукянц… Рубен Тигранович… Полная отставка с правом ношения формы.

— Тамара Савельевна, — машинально протянула руку Крупина, — врач… и ваша соседка.

Манукянц галантно наклонился к ее руке и шаркнул войлочной туфлей.

— Едем с женой на ее родину. Ни разу там не был… — отрывисто говорил полковник. — Вам, случайно, не туда же? — И он назвал город, в который ехала Тамара. — Значит, земляками будем?

— Значит, будем, — тихо сказала Крупина.

— Все же я вам помешал спать, да?

«Ну зачем я еду туда?» — снова подумала Крупина.

— Спасибо! Я прекрасно выспалась, просто у меня привычка вставать рано…

Соседи по купе оказались симпатичными людьми. Узнав, что Тамара Савельевна врач, попутчик, отрекомендовавшийся инженером, предложил в качестве приза бутылку шампанского за самый короткий и остроумный анекдот на медицинскую тему.

Тамара молча улыбалась.

— А вот знаете, — сказала жена полковника (как выяснилось — учительница), — это не анекдот. Но почти как анекдот… На столике, около постели, на которой скончалась очень-очень старая женщина, нашли письмо такого содержания: «Если я умру вдруг, то считайте это летаргическим сном и не вздумайте меня кремировать»… Представляете, какой ужас?

— А в чем ужас? — ухмыльнулся инженер. — Мало ли какие ошибки бывают в медицине… Помню, лежал я в больнице. Извините, грыжу мне собирались оперировать. Само собой, страшновато. А тут еще сосед по палате мне каждый день одно и то же внушает…

— Что же он внушал вам такое, если не секрет? — спросила Крупина.

— Очень даже серьезное внушение делал, — отозвался инженер. — Он мне говорит: «Ты, друг, проси, чтобы тебя обязательно оперировал Петр Александрович». А я ему отвечаю: «Как же так? Ведь он же не профессор?!» А сосед, понимаете, давит на меня: «Чудак ты человек. Тебе добра желают. Профессор — человек занятой, он такие операции делает раз в месяц, и то в лучшем случае, а Петька — чуть не каждый день! Ты меня слушай, я всю их подноготную знаю, изучил за полгода, что здесь лежу»…

Полковник Манукянц потянулся к корзинке, висевшей на крючке возле окна, и стал доставать оттуда провизию. На столике появились колбаса, сыр, жареная курица, яйца, соленые огурчики…

— Командуйте парадом, товарищи женщины! — произнес полковник. — Чем богаты, тем и рады. А больничную тематику давайте бросим… Я врачей недолюбливаю, никогда ничем не болел… Ранили, правда… Но на вас это, как мне кажется, не распространяется, Тамара Савельевна! Вы исключение среди костоправов.

— А вы никогда не задумывались, что на свете существуют две самые доступные профессии, — сказала Крупина, — профессия футбольного тренера и профессия врача… Каждый из граждан полагает, что он вправе давать советы и врачу и футбольному тренеру…

— Да вы не сердитесь, — усмехнулся инженер, — я же без подковыра. Я просто так… А вообще-то чего стоит вся ваша медицина, если вы простой насморк не можете вылечить!.. Однако шампанское ваше, по праву. Позволите открыть?

— Все! — воскликнула учительница. — Довольно о врачах и болезнях. Сейчас мы будем есть пирог с яблоками и запивать чаем. Нельзя же действительно с утра пить шампанское!

«Почему я иду ее встречать? — размышляла Ксения Гаранина, постукивая старым, на длинном алюминиевом стержне зонтиком по асфальту. — Она молода и удачлива. Уже доктор наук… Светило. Что я Гекубе?.. А вот иду зачем-то, топаю, постукиваю… А Валерий опять умчался куда-то в район. Ох уж эти газетчики! Еще и влюбляться успевают… ухаживают. Вот ведь — правду говорят: седина в голову, бес в ребро… Впрочем, он не седой. Просто пожилой мальчик. Не поживший еще, а уже пожилой. Самозабвения — на трех начинающих романтиков, а практичности…»

Вчера Валерий Игашов вез ее на своем мотоцикле с пляжа. Скорость — не больше шестидесяти. А страшно… Страшно полюбить в сорок лет. Она — заслуженный врач и… женщина. Красивая, черт возьми, женщина! Чего же ей бояться?.. А может, это безразличие к противоположному полу? Да нет же, не безразлична Ксения: кое-кто ей нравился, и даже очень. Только они с ней держались как равные, как коллеги, товарищи по работе, и заинтересованно, и по-дружески, и даже сердечно. А перешагнуть какую-то условную черту не решались: боялись, что ли?.. И чего боялись? Вот она — вся на виду: несчастная, одинокая, опустошенная. Богата только памятью, страшной памятью. Но разве лишь ею жива она?..