Гусейн Аббасзаде - Трудный рейс Алибалы

Уже четвертый год, как переехал Алибала в этот микрорайон. Оба — и жена, и он — были довольны новой квартирой, просторной, удобной, светлой. Две комнаты на двоих — чего еще желать? По вскоре обнаружилось то, о чем они не подумали: в новом доме, куда вселилось свыше ста семейств, они никого не знали и чувствовали себя, как в незнакомом лесу, неуютно и одиноко. Каждый житель укрылся в своей квартире, как черепаха в панцире, и никто ничего не знал друг о друге. Может быть, такое уединение и было кому-то по душе, но Али-бала и Хырдаханум, сколько себя помнили, жили на людях, привыкли к общению и никак не могли привыкнуть к замкнутости и к новому жилью. Сначала думалось, что пройдет какое-то время — жильцы перезнакомятся и между соседями наладятся какие-то взаимоотношения, а может, возникнет и дружба. Но шли месяцы, годы, а ничего не менялось, каждый жил своим особенным мирком, в своей норе. На их лестничной площадке жили три семьи, и только с одним соседом, старым пенсионером Асадуллой-киши, Алибала сблизился, их семьи стали знаться. Жильцы третьей квартиры, молодые супруги, где-то работали, их месяцами не было видно, домой они приходили, кажется, только ночевать, и намерения знакомиться они не проявляли.

Алибала пошел по отцовскому следу, стал железнодорожником и проводником, обслуживал поезд Баку — Москва. Каждый рейс длился четыре дня: два — туда, два — обратно. Хырдаханум эти четыре дня маялась совсем одна и не знала, куда деться с тоски и от скуки. Тогда микрорайон еще не был телефонизирован — не позвонишь родственникам или старым друзьям, не поговоришь, да и не поедешь в такую даль, не зная, дома люди или нет. И с некоторых пор, едва Алибала возвращался из очередного рейса, Хырдаханум все чаще начинала разговор об обмене. Казалось, она на что угодно была готова, только бы вырваться из микрорайона в центр города, в любой старый дом, где двери всех квартир выходят прямо во двор, где соседи ежечасно видят и слышат друг друга, делятся радостями и печалями. «А здесь что, скажи на милость? Каждый наглухо заперся в своей квартире, никто никого знать не знает… Не дай бог, умру, когда ты в рейсе, и буду лежать в запертой квартире, пока ты объявишься», — говорила Хырдаханум Алибале.

Наконец провели телефон, стало легче, можно набрать номер и услышать человеческий голос. К тому же Алибале недолго оставалось до выхода на пенсию. «Так что потерпи, — уговаривал он супругу. — Скоро уйду с работы, буду свободен, хочешь — будем сидеть дома рядышком, хочешь — пойдем в гости или в кино и так, спокойно и тихо, доживем остаток своих дней…» И Хырдаханум считала дни, когда муж выйдет на пенсию. Но как раз накануне этого поворота в своей жизни Алибала из-за своей мягкотелости влип в одну некрасивую историю. Хырдаханум опасалась, что мужа могут запутать, а то и засудить, а для нее это было бы равносильно смерти. В честность мужа она верила, да и кто не верил в Алибалу? И вдруг такое… Выяснения и переживания подкосили Хырдаханум.

Вспоминая историю, в которую он влип, Алибала винил себя в том, что из-за него здоровая пятидесятилетняя женщина, которая никогда не жаловалась на сердце, вдруг слегла и сошла в могилу…

…В тот погожий осенний день поезд Баку — Москва, шедший в столицу, остановился на станции Хачмас, и Алибала сошел, чтобы купить в дорогу фруктов: Хачмас славится обилием яблок, груш, слив. Окликая одного из продавцов, бегавших с полными ведрами вдоль состава, он увидел на нижней платформе худого, аккуратно одетого мужчину, который, казалось, нетерпеливо ожидал кого-то, выискивая в толпе. Что-то в лице этого человека показалось Алибале знакомым. Забыв о намерении купить фрукты, Алибала пересек путь — и чем ближе он подходил к незнакомцу, тем более убеждался, что память его не подводит.

— Дадаш, ты?!

— Пахо! — воскликнул мужчина. — Алибала? Вот так встреча! — Дадаш обежал взглядом Алибалу, его аккуратный, отутюженный костюм железнодорожника и еще более оживился. — Ты что, в этом составе работаешь?

— Да, проводником.

— Проводником? Господи, какая удача! Не поможешь ты мне, Алибала?

Алибалу ничуть не обидел прагматизм Дадаша: может, спешит человек, тут словопрения ни к чему, поезд стоит всего две-три минуты…

— Помочь? Чем помочь? Что в моих силах, готов сделать. Как не помочь, ведь мы фронтовики, в одном окопе стояли. Я, брат, не из тех, кто забывает такое. К тому же, Дадаш, если б не ты, гнили бы мои кости в Крыму… Одним словом, чем помочь?