Петр Капица - Ревущие сороковые

Хотя на судах флотилии давно все сияло, «как чертов глаз», боцманская команда еще раз наводила блеск: закрашивала трещинки, малейшие пятна проступавшей ржавчины, надраивала медяшку.

— К берегу должны подойти как лебеди, — говорил Демчук. — Пусть видят, что на китобойцах не разгильдяи, а моряки плавают.

В каютах и кубриках моряки прихорашивались: сбривали выращенные в Антарктике усы, бородки, обрезали львиные гривы, надевали на буйные шевелюры сетки, чтобы волосы не торчали во все стороны. Тут же наглаживались парадные костюмы, белые чехлы для фуражек, надраивались ордена и медали. Настрое-ение было приподнято-праздничным.

Одесса показалась на другой день утром. Как бы рождаясь из сиреневого марева, она возникла на горизонте голубовато-призрачным островом, похожим на мираж. «Мерещится», — думалось мне.

Вдруг что-то сверкнуло и зажглось на солнце. Забравшийся в «воронье гнездо» Чувахин встрепенулся и с высоты заорал:

— Вижу… Одессу!

Все косатковцы, свободные от вахты, высыпали на верхнюю палубу.

Постепенно далекий берег стал обретать очертания. В бинокль уже можно было разглядеть сады пригорода.

Флагман сделал последний поворот. Китобойцы подровняли строй и, словно боевая эскадра, стали подходить к Одессе.

Я разглядел длинный мол порта и белый маяк. Чуть выше зеленели склоны бульвара, виднелась знаменитая одесская лестница и начинались центральные улицы города. Где-то за деревьями скрывалась гостиница, в которой поджидала меня Леля.

Нам навстречу мчались из Одессы быстроходные катера, моторки и парусники.

У скошенной трубы «Салюта» взметнулось белое облачко, и сразу же раздался чуть сипловатый густой рев «китомамы». Мы подхватили приветственное гудение, и каждый китобоец выпалил в воздух из пушки.

С берега на фоне голубого неба и бирюзовых волн все это, вероятно, выглядело очень торжественно и эффектно.

В ответ мы услышали такой же разноголосый гул из порта: нам отвечали корабли, стоявшие у пирсов и на рейде.

С суши полетели вверх разноцветные огни фейерверка. Достигнув зенита, они с треском рассыпались на мелкие осколки, оставлявшие в небе волнистые следы.

В бинокль я разглядел, что улицы, прилегающие к порту, полны народа.

— Вроде нас встречают, — выкрикнул сверху Чувахин. — Будто на демонстрацию… Со знаменами идут!

Казалось, жители всего города высыпали на улицы. Для них мы герои. Значит, не зря китобои скитались по бурным водам и терпели лишения больше семи месяцев! Родина приветствует. Родина рада, что мы вернулись.

Было даже как-то неловко, что. столько людей пришли встречать нас. Не такие уж мы герои. Ведь всякое случалось в плаванье.

Отовсюду женщины махали платками, косынками, букетами цветов.

Под марш духового оркестра первой ошвартовалась наша база «Салют». На берег был спущен трап. И как только на нем появились капитан-директор и его помощники, площадь встретила их криками «ура» и рукоплесканиями. Вновь загремели оркестры…

В порту была сооружена небольшая деревянная трибуна с микрофонами, украшенная цветами и флагами. После короткого рапорта Дроздова выступили секретарь обкома партии и председатель горсовета. Они поздравили молодую флотилию с трудовыми победами и успешным переходом с одного конца земного шара в другой, приглашали нас быть почетными гостями города. Для китобоев будут открыты двери санаториев и домов отдыха. А мы рассеянно слушали, с тревогой вглядываясь в толпу, стремясь отыскать родные лица, которые мерещились и во сне и наяву в дни скитаний по дальним морям.

Родственники китобоев стояли у самой трибуны. В этой группе я наконец наткнулся на сияющий взгляд Лели. Ее глаза звали меня: «Скорей сходи на берег!» Я это понимал без слов. Как изменилась и похудела Леля!

Переходя с китобойца на китобоец, я наконец соскочил на берег и побежал к Леле. Она кинулась мне навстречу, и… мы очутились в объятиях друг друга.

Леля не стыдилась слез радости.

— Нельзя так долго не видеться… — сказала она, не разнимая рук. Все окружающее исчезло, точно на пирсе мы остались одни.

После поцелуев и несвязных слов Леля вдруг опомнилась.

— Меня же малышка в гостинице ждет, — спохватилась она. — Время кормить. Я побегу, а ты быстрей освобождайся и сделай так, чтобы тебя хоть сутки не трогали. Сделаешь?

— Есть, постараюсь. Иди по краю стенки, скорей выберешься.

Леля ушла в толпу, а я, возбужденный встречей, вернулся на китобоец. Надо было договориться со старпомом о подмене.