Ахмедхан Абу-Бакар - Снежные люди

— Нет, Адам, я не могу так — вдруг одна!

— Не одна, а со мной.

— Все равно не могу.

— А я не могу остаться и не хочу потерять тебя. — От волнения голос Адама прорвался. — Ты должна бежать со мной. Должна!

— Нет, нет, нет! Как же это вдруг? Без матери, без подруг… Вроде безродной… Ты подумай!

— Прошу тебя, хорошая, родная, не упрямься…

Адам возмущался, но не мог повысить голос на Хеву.

— А я не хочу.

Да, упрямство Хевы злило, и он кружился по комнате, как мышь в мышеловке, ломал пальцы. Он злился не только на Хеву, он злился на всех шубурумцев, что упорно цепляются за ветхие сакли и бесплодную землю, что давно не оставили этот каменный тесный мешок, в котором негде повернуться. И еще, честно говоря, в душе Адама с детства копился гнев на здешних зубоскалов и сорванцов, которые не раз его обижали.

Еще долго Адам упрашивал Хеву. Но Хева снова легла в постель, отвернулась, натянула одеяло, сказала:

— Хватит меня уговаривать. Надоело! То один, то другой. Теперь буду поступать, как сама решу…

Внезапно раздался неистовый стук в ворота; казалось, гром грянул в самой сакле. Адам судорожно поправил на Хеве одеяло и торопливо вышел на веранду: под звездным небом он различил смутный силуэт у ворот. Не было сомнений: Хажи-Бекир.

Быстро поднялся Адам на плоскую кровлю и оттуда, с другой стороны, цепляясь за выступы неровной стены, спустился на землю и бежал, прячась за валуны и скалы над самой пропастью. Как говорят в Дагестане: «Хочешь сберечь голову — дай волю ногам!» И тут темную осеннюю ночь, как вспышка молнии, как выстрел, пронизал страшный крик падающего в пропасть человека.

И сейчас же кто-то торопливо пробежал возле сакли,

Аул Шубурум прилеплен к скалам на заоблачных высотах, у самых вершин Дюльти-Дага, покрытых вечным снегом. Каменные серые невзрачные сакли со всех сторон испещрены лепешками кизяка, прижались тесно друг к другу, будто это одно целое или все еще не достроенное здание; будто это доисторический городок, который раскопали, исследуя, археологи. Даль и глухомань. В наше время совсем непригодное место для человека. Раньше люди Страны гор забирались на эти бесплодные высоты ради самосохранения, спасаясь от бесконечных набегов и нашествий иноземных полчищ. Давно кануло в историю то время, но жители горных аулов по привычке сидят в своих орлиных гнездах… Впрочем, все меньше и меньше остается орлиных гнезд на карте Дагестана…

Бедна растительность высокогорья: стелющиеся кустарники, низкая, но зато сочная трава, которую так любят овцы. Вот только зимой их кормить здесь нечем, и чабаны гонят отары вниз — в Ногайские степи.

В колхозе «Земля», да, так называется колхоз в ауле Шубурум, и, право, звучит это, как вопль измученного жаждой человека: «Воды!» — мало пахотной земли, и все это мелкие поля-террасы по склонам ниже аула. И эти террасы созданы руками трудолюбивых земледельцев (воистину — земле-дельцев!), которые натаскали сюда землю в корзинах из ущелья, с речной поймы. Здесь успевают созреть лишь белая горская редиска — кехе, — озимый ячмень и кое-где на солнцепеке кукуруза-скороспелка. Очень уж коротко лето в горах! И последние годы, несмотря на трудолюбие горцев, колхоз «Земля» словно бы застыл на одном уровне: некуда ему развиваться! Негде применить механизацию, неоткуда взять лишние корма… Просто незачем людям биться лбами о камень, все равно путного не добьешься, только синяков наставишь да шишек. Вот почему так часто произносят в горах слово «переселение».

А те, кто бывал в новых поселках на равнине, твердо поняли: путь в хорошую жизнь для горца — это путь вниз, с гор в долины и степи. Очень трудно добраться на заоблачные высоты новому быту! Нет хоть мало-мальски сносных, доступных для машин дорог, а ослы и вьючные кони не в силах поднять туда тяжелые грузы. Да и единственный доступ к Шубуруму то и дело разрушают обвалы да снежные лавины, и несколько месяцев в году аул общается с миром лишь по телефону и радио.

Лишь два дома покрыты здесь железом — школа и сельсовет, построенные не так давно, лет десять — двенадцать назад. Улицы и проулки запущены, грязны, да и в саклях нет чистоты и уюта, нет самых простых удобств для человека! И хотя живут здесь не бедно, сундуки набиты добром, но переходит это добро из поколения в поколение по наследству, не принося людям радости. Да и какое добро: множество дурно сшитой, мешковатой одежды и несколько женских украшений, когда-то купленных втридорога у мастерового люда. Ходят горцы в темной грубой одежде; питаются однообразно и скудно, стряпают на скорую руку, а то едят и всухомятку: брынза, испеченный в золе хлеб, чай, простокваша и хинкал в неделю раза два — вот и все. Даже такие блюда, как курзе — пельмени, и чуду — пирог, да шашлык, теперь приготовляют все реже и реже.