— Вы в какой части в сорок первом на фронте были? — спросил Норкин.
— Я не воевал, но люди говорят…
— Люди говорят! — передразнил его Норкин. — Потери у нас большие, но меньше, чем у фашистов. «Целые части исчезли!» Греха таить нечего: бывало, что попадало и крупным частям, исчезали они в одном месте, чтобы появиться совсем в другом. Днепровская флотилия исчезла? Нет. Она здесь и снова воюет. Наш ленинградский батальон исчез? А я? Селиванов? Никишин? Крамарев? Я вам сейчас сотни людей назову, с которыми воевал на других участках, а теперь здесь с ними встретился.
— Тогда почему мы не гоним фашистов из Сталинграда?
— В ставке наверняка есть на это свои основания.
Разговор оборвался. Волков не стал спорить с капитан-лейтенантом. Он для него был таким же авторитетом, каким для того в свое время являлся Кулаков.
— А ведь интересно, Миша, получается, — сказал Селиванов. — Кто поверит, что все мы собрались здесь под Сталинградом? И я, и ты, и Чигарев, и Козлов, и даже твоя Ольга… Она ведь тебе писала, что находится по соседству?
— Подумай. К Сталинграду собираются огромные силы, так удивительно ли, что мы здесь встретились? Это не сад Госнардома. Там такие встречи бывают случайно.
Селиванов не успел ответить. В землянку влетел матрос и крикнул:
— Сало пошло!
Если бы он крикнул, что фашисты изобрели новое, невиданное страшное орзужие, — его слова не произвели бы такого впечатления. Командиры схватили шапки и выбежали на берег.
По черноватой воде плыли желтоватые льдинки, похожие на застывшее в супе сало. С характерным шелестом они терлись о берег, друг о друга и желтой пеленой закрыли верховья реки.
Моряки смотрели на эти льдинки и хмурились.
— Не было печали, так черти накачали, — злобно сказал кто-то и, плюнув, пошел на катер.
Последние часы короткого дня провели в подготовке, а ночью, под завывание ветра, катера отошли от берега.
Белели от снега берега. Катер шел знакомой дорогой, но каждый метр пути давался с боя. Льдины ударялись о нос Катера, наваливались на него с бортов, выталкивали на отмель.
Норкин с потухшей папиросой в зубах стоял в рубке рядом с рулевым, а на носу катера, ухватившись за флагшток, возвышался Мараговский. Он вглядывался в воду, искал льдины, но влажный снег бил в лицо, слепил глаза, и его предупреждения обычно запаздывали.
— Правее! — кричал Мараговский.
Рулевой поворачивал штурвал, а льдина уже со скрежетом наваливалась на катер.
— Мараговский! Иди сюда! — не выдержал Норкин. — Толку там от тебя, что от козла молока! Только нам смотреть мешаешь!
Мараговский погрозил кулаком очередной льдине, стряхнул, с воротника полушубка мокрый снег и пошел в рубку.
Только два рейса сделали катера Норкина в эту ночь, но, выйдя на берег, он не узнал своих катеров. С их бортов была ободрана почти вся краска, и обломки рубок обледенели.
В полушубке с оторванной полой подошел Мараговский.
— Четыреста двадцать семь, — сказал он. — Чего? — переспросил Норкин.
— Пробоин, говорю, четыреста двадцать семь… Сейчас. Весь катер облазили.
Норкин свистнул от удивления и сразу забыл про Мараговского: к берегу подходил последний катер его отряда.
— Чем это он так нагрузился? — пробормотал Норкин.
— Кто его знает… Набрал груза, как не знаю кто, — зло сказал Мараговский.
Ему в эту ночь удалось вывезти только двадцать пять раненых, и теперь он завидовал командиру возвращавшегося катера. Зависть была особая. Мараговский зави довал не тому, что товарищ «отличился», а тому, что он вернулся загруженным даже больше нормы, а следовательно, и помощь его существеннее.
Катер плавно развернулся и, не сбавляя хода, выбросился на берег. Норкин осмотрел его безлюдную палубу, черные дыры пробоин и забрался на катер. В тишине отчетливо слышались удары молотков, плеск воды и голоса:
— Затыкай этот шов!
— Как его заткнешь, если он разошелся по всей длине?
— Чопы давай!
Норкин спустился по трапу в кубрик. Вода уже затопила рундучки, и матросы ходили в ней, заделывая пробоины.
— Как дела? — спросил Норкин.
— Льдом всю конопатку вырвало, — ответил командир катера. А на катер уже прибежал отрядный механик.
— Отстоим катер, а? — спросил его Норкин.
— Уже не утонет.;
— Заделали пробоины?
— Да разве их заделаешь? Выбросились на мель, — вот и не утонет… По всем научным расчетам он должен был затонуть еще на середине Волги…
4
Густо плывет сало по Волге. Только изредка видны темные разводья.
Читать дальше