Всеволод Кочетов - Секретарь обкома

— Извините, Василий Антонович, по-вашему, что же — Птушкова не надо было воспитывать?

— Надо! Но не с помощью соски… извиняюсь, товарищ Огнев… и не самому тут, в одиночку, в кабинетике. А с помощью писательской общественности, с помощью прямой и честной критики, с помощью вовлечения его в такую общественную работу, на которой бы он рос, воспитывался, на которой бы формировались его взгляды. Один вы, этакий меценат областного масштаба, ничего и никогда не добьетесь. Ну и вот, в-четвертых, он же, этот Птушков, вас же в итоге и оплевал. Слабых и расплывчатых руководителей не любят и не уважают. Я в этом «Сказе» — Десница. Я, видите ли, могу десницей своей и по шее дать. Это он понимает и этого не отрицает. А вы? Вы боярин Горелый. Не узнали, что ли, себя? Огнев — Горелый! Вы даже в глазах этого юнца погорели со своей политикой балансирования.

— Что ж, мне остается одно: уйти с этого поста, — сказал Огнев. — Вы к этому ведете речь?

— Не моя воля — держать вас на таком посту или освободить от него. Дело коммунистов: бюро, пленума, областной конференции. Спросим их.

— Понятно, — сказал Огнев. — Я пойду?

— Да, пожалуйста.

И вот только ушел Огнев, как Воробьев доложил, что в приемной сидит Суходолов. Его разыскивали добрых десять дней. Даже жена не знала точно, где он: не то в Москве, не то в Высоко-горске. Принялся разъезжать, как с цепи сорвался. Предложение отдела промышленности пойти на завод лаков и красок не принял. Василий Антонович просил непременно его разыскать и чтобы он явился в обком в любое время. Явиться явился наконец, но в самый неудачный момент. Чтобы разговаривать с ним, надо быть абсолютно спокойным и уравновешенным, а тут Огнев вывел из равновесия: ровным счетом ни черта не понимает человек.

— Пусть входит, — сказал Василий Антоноввич Воробьеву и поднялся навстречу Суходо-лову. — Здравствуй, Николай. Присаживайся. Что же ты, друг сердечный, дуришь-то? Че, м плохо, тебе место на лакокрасочном? По зарплате, правда, немного меньше. Но….

— Зарплата? Может быть, думаешь, что я из-за нескольких сотен торгуюсь? Хорошего ты мнения обо мне! — Суходолов говорил в повышенных тонах, с взъерошенными перьями. — Не желаю снисхождения, товарищ Денисов, в результате которого надо катиться по наклонной плоскости. Сегодня лак и краска, олифа и гуталин, завтра промысловая артель «Точильный камень» или «Красное топорище», а послезавтра и вовсе «Старгородская дуга-оглобля». Извините, товарищ Василий Антонович Денисов, секретарь областного комитета партии! Вы пешком, так сказать, под столом разгуливали, а я уже нашу промышленность создавал. У меня опыт, у меня знания…

— Чего же ты хочешь? На пенсии сидеть не хочешь. На завод идти не хочешь…

— Почему не хочу на завод? Хочу. И пойду. Иду уже. Но только в другую область. Я переезжаю в Высокогорск. Да, в Высокогорск! Директором на завод сельскохозяйственных машин. Предприятие союзного значения. Артамонов принял с распростертыми объятьями. С министерством он уже договорился. Вот, товарищ Денисов! Можешь, конечно, навредить вслед, можешь все сорвать. Вот телефон, вызывай Москву, вызывай министра, рассказывай ему, какой гад Суходолов. С тобой, конечно, посчитаются, все бумаги завернут Артамонову. Но думаю, что и с Артамоновым посчитаются. И, пожалуй, не меньше, чем с тобой.

С большой горечью слушал Суходолова Василий Антонович. Каждое слово того было ему, что гвоздь в сердце. Более полутора десятков лет дружбы — куда же они делись? Первое столкновение, первое жизненное испытание — и все полетело в тартарары. Так была ли и дружба тогда? Не было ли простой кабалы, зависимости его, Денисова, от Суходолова, и зависимости, возникшей в свое время только потому, что Суходолов вынес Денисова из-под огня, спас ему жизнь? Можно ли, однажды сделав доброе дело, всю жизнь потом, через воспоминания об этом деле, регулировать и определять взаимные отношения?

— За телефон я браться не буду, — сказал Василий Антонович. — Но очень сожалею о том, что ты согласился на такое дело. Развалишь хорошо налаженное предприятие. Ты уже не руководитель. Ты рантье, стригущий купоны с чего-то былого, давно минувшего. Но учти, что купоны давно острижены. В качестве процентов ты получил значительно больше, чем было у тебя основного капитала.

— Благодарю за аттестацию! — Суходолов встал. — Итак, прощай, Денисов! Может быть, я и не самый выдающийся хозяйственник. Но и тебе далеко до Артамонова, до Артема Герасимовича.