Иван Щеголихин - Снега метельные

— Порожняком застрял, а как с зерном поедешь?

— Ладно, валяй, ученый!— безобидно отмахивался неудачник, расценивая помощь, как личное для него профессиональное оскорбление.

Женин водитель тоже выходил из машины, сердито предупреждая:

— А ты не высовывайся! Знаешь, какой народ шо­ферня? Хоть бы соляркой нос намазала, а то сидишь тут такая симпампонистая!

Он плотно прихлопывал дверцу и далеко от своей машины не отходил, стоял, переминаясь с ноги на ногу, и все поглядывал на Женю, будто ее могли украсть, а ему, видите ли, строго-настрого поручено довезти ее до Камышного и сдать невредимой. «Мальчишка»,— думала Женя. У нее затекли ноги, хотелось размяться, потоп­таться возле машины, но она не выходила из кабины, чтобы не огорчать своего рыцаря.

Паренек постепенно разговорился, и они обменялись сведениями о дороге, о погоде, даже о зарплате.

— Рубли тут длинные,— солидно сообщил паренек.— Но всё, что зарабатываем, пропиваем.— Без сожа­ления говорил об этом, лениво-небрежно, стараясь тем самым цену себе набить.

«Мальчишка,— улыбалась Женя,— врешь ведь, мам­ке с папкой посылаешь».

Возле Денисовки они увидели за обочиной, под от­косом, машину в самом что ни на есть плачевном виде — вверх колесами. Жутковато выглядело черное грязное днище, будто громадный паук перевернулся на спину и поджал окоченевшие лапы.

— Как игрушку перевернули,— заметила Женя.— Вот кто-то умудрился!

— Сутки за баранкой посиди, не то натворишь. Мы вчера в семь вечера выехали на Тобол, а сегодня вот обратно без передышки дуем. Пока домой доберешься, считай, как раз двадцать четыре часа за баранкой. Один раз я сам аварию чуть не сделал.— Слова «я сам» он выделил особо, будто речь шла о водителе экстра-клас­са, застрахованном от всех дорожных неприятностей.— В пять утра в сон клонит, спасу нет. Еду, значит, клюю носом, а тут бах — бегемот на дороге! Я на тормоза, ма­шина юзом, лбом об стекло, в глазах радуга. Пришел в себя, посмотрел на дорогу — а там, оказывается, пере­кати-поле поперек ползло. От него тень, вот мне и по­чудилось. Сам-то я живого бегемота только на картинке видел, а тут на тебе!..

В кабине было тепло и даже уютно, сквозь ясное стек­ло Женя смотрела на степь. Медленно, с редкими взма­хами черных крыльев летел коршун на ветер. Он подни­мался все выше, выше и долго парил в зимнем бесцвет­ном небе, ничего не высматривая, только наслаждаясь парением.

Временами паренек отчаянно давил на газ, и маши­на мчалась, как бешеная, вся тряслась и дрожала до сту­ка в зубах. Потом вдруг он убирал газ, и машина шла накатом, бесшумно и довольно долго. Женя спросила, что это за фокус, для чего он так делает.

— Экономия горючего,— ответил паренек.— Сорев­нуемся. Как ты думаешь, что у шофера главное? Дума­ешь, руки?.. Я тебя спрашиваю, руки нужны шоферу, как ты думаешь?— пристал он к Жене.

— Нет, почему же, и ноги,— она кивнула на отполи­рованные рифленые педали.

— Угадала! Голова нужна в первую очередь! Во-он тот чудак почему застрял? Головы нет. А я вот тебя везу помаленьку, тьфу, тьфу.

Он привстал, одной рукой подвернул под себя сбив­шийся полушубок, примостился повыше.

— Ты задавала, видать, порядочная, молчишь, как сундук с клопами.

Женя расхохоталась.

К вечеру они добрались до Камышного. Стало уже темнеть, и шофер включил желтые фары. Теперь будет видна только дорога впереди машины. Но пока не сгу­стились сумерки, Женя смотрела в сторону и первой заме­тила знакомый березовый колок в снегу, а за ним призе­мистые строения автобазы. Машина вынеслась на при­горок, и у Жени чаще забилось сердце — перед ней расстилался Камышный в синеватых сумерках с одиноки­ми точками ранних огней. Двухэтажное здание райкома, Дом культуры с недостроенным фронтоном и толстой, как у парохода, трубой котельной, мачта над аэро­дромом...

— Вот здесь останови, пожалуйста,— попросила Же­ня.— Сколько я тебе должна?

— Брось,— пробурчал паренек.— Все равно пропьем.

Женя поставила чемодан у обочины и поманила шо­фера пальцем.

— Нагнись, что-то скажу.

Он пунцово покраснел от ее жеста, высунулся из кабины.

— Ну?

Женя сунула ему деньги за ворот свитера.

— Но-но, балуй!— свирепым басом попытался оса­дить ее паренек, как осаживают строптивого коня, и даже замахнулся, но Женя уже отпрянула к своему чемодану.

Машина тронулась, метров через двадцать шофер вы­лез одной ногой на подножку, помахал рукой, про­кричал:

— Счастливо-о!