Михаил Шолохов - Лазоревая степь (рассказы)

— Федор Бойцов и Захар Благуродов! — крикнул, приоткрывая дверь, секретарь. Поскрипывая подшитыми валенками, прошел Захар Денисович.

— Эк самогоном-то от гражданина наносит, ажник с ног валяет! Видать, до дна провонялся! — усмехаясь вслед ему, проговорил пожилой казак в потрепанной шинелишке. Федор снял шапку и бодро шагнул через порог. Минут десять длились перекрестные вопросы нарзаседателей и судьи. Захар Денисович, как видно, робел и заикался:

— Платили вы ему? — постукивая карандашом, спрашивал судья.

— Так точно… Платили.

— Чем же вы ему платили, натурой или деньгами?

— Деньгами.

— Сколько?

— Восемь рублей и хлебца вдобавок всыпал.

— Как же это так? Ведь вы же показывали, что наняли Бойцова за полтину в месяц?!.

— По доброте моей… Как он сирота… Благодетелем был ему… замест родного отца… — багровея сипел Захар Денисович.

— Так… — судья чуть приметно насмешливо улыбнулся. Задав еще несколько вопросов, суд попросил их выйти. Было заслушано еще пять или шесть дел. Федор стоял в сенцах и видел, как Захар Денисович, собрав вокруг себя человек восемь казаков, ожесточенно махал руками.

— Спрашивает, почему без договора? Вот так и возьми работника… Пришел, просит ради христа, а к чему дело оказался комсамалистом и заявляет: я, дескать, работать не буду.

— Суд идет!

Толпа хлынула в комнату. Судья скороговоркой читал начало приговора. Федор чувствовал под полушубком частое перестукиванье сердца. Кровь то приливала к голове, то снова уходила к сердцу. Слов приговора он почти не различал. Судья повысил голос:

— Руководствуясь статьей… Захар Благуродов присуждается к уплате Бойцову Федору 12 рублей за два месяца работы… Не заключивший договора… за эксплоатацию несовершеннолетнего к штрафу в размере 30 руб. или принудительным работам сроком… Судебные издержки… Приговор окончательный… — доносился до Федора голос судьи.

Федор сбежал с крыльца и, не застегивая распахнутого полушубка, радостно про себя улыбаясь, быстро вышел за станицу. Незаметно прошел несколько верст, шагая обдумывал происшедшее, строил планы, как к осени будущего года заработает денег на лошадь и заживет своим маленьким хозяйством, избавя мать от нищеты.

Вспомнил о предстоящей летом работе среди батраков и радостью тепло согрелась грудь. Ветер дул в лицо и порошил снегом, мелкая колючая пыль застилала глаза. Неожиданно слух Федора уловил едва слышный визг полозьев и щелканье подков сзади, быстро повернулся назад, как вдруг страшный удар оглоблей в грудь свалил его с ног. Падая увидел над собой вспененную морду вороной лошади, а сзади, в облаке снежной пыли, багрово-синее лицо Захара Денисовича.

Мгновенно за ударом оглоблей, еще не успел Федор жмякнуться в снег, свистнул над головою кнут, и ремень, сорвав с головы шапку, наискось рассек лицо.

Не чувствуя боли, сгоряча вскочил Федор на ноги и, охваченный бешенством, без шапки рванулся и побежал за санями. Захар Денисович левой рукой натягивал вожжи, удерживая скакавшую во весь карьер лошадь, а правой высоко поднимал кнут и оборачиваясь к Федору, горланил:

— Я тебе припомню!.. Я тебя подсижу… твою мать!.. раки зимуют!..

Ветер в клочья рвал слова и душил бежавшего следом Федора. Обессилев он остановился посреди дороги и только тогда почувствовал глухую режущую боль в груди и что лицо ему жжет стекая соленая кровь.

Оттуда, где на бугре черными проталинами просвечивала сквозь снег пахота, пришла весна. Ночью подул ветер теплый и влажный, над хутором нависли тучи, к рассвету хлынул дождь, и снег, подтаявший раньше, расплавился в потоках воды. В степи оголилась земля, лишь ледок, державшийся по дороге и в впадинках, цепко прирос к прошлогодней траве и кочкам, прижался, словно прося защиты.

Перед началом полевых работ Федор попрощался с ребятами и, плотно уложив в сумку пожитки и литературу, которой снабдил его Рыбников, пошел в поисках заработка.

— Гляди, Федя, организовывай там! — говорил Рыбников на прощанье.

— Ладно, сделаю. Всех в кучу соберу! — улыбался Федор. Человек пять ребят проводили его за хутор и дождались, пока выйдет он на большак. Переваливая через первый бугор, Федор оглянулся: на прогоне кучкой стояли провожавшие.

Рыбников и Егор махали снятыми картузами. Тоска ущемила Федора, когда хутор скрылся из глаз. Снова он один, как вот этот куст прошлогоднего перекати-поле, сиротливо качавшийся над дорогой…