Анатолий Климов - Северные рассказы

— Так куда же? Где тропа к правде? Я тоже ищу эту счастливую страну. От несчастья и бед ухожу в Березовские леса. Ты не ходи туда, хасово [12]. Много русских пришло в тундру. Туда же много худых законов привезли с собой царские люди. Много песцов и лисиц отбирают за ясак, много отрубают олешек. Злые русские шаманы заставляют силой поклоняться новому богу, имена предков заставляют бросать и звать по-новому... Где же правда?

Так долго и молча стояли они — искатели украденной свободы и правды. Молча простились и пошли своей дорогой.

Опять долго шел снегами Майри наедине с своими печальными думами. И вот, сияющим утром зимнего дня увидел он далеко-далеко на горе дома. «Обдорск!» — решил Майри и быстрее зашагал вперед. Шел и боялся поднять голову на гору, боялся увидеть то, что так глубоко ненавидел, от чего бежал. На полдороге поднял голову и застыл, как камень... Высоко в небе, выше всех домов, блестел над тундрой золотой крест церкви!

Сколько стоял он — не знает, только вышел вдруг из оцепенения, выкрикнул что есть силы: «Где правда?!» и бросился бегом напрямик к ненавистному кресту. Бежал, по пояс вяз в снегу, падал, вскакивал и вновь бежал.

Подбежав к церкви, Майри торопливо взял на изготовку лук и стал посылать стрелы в деревянный позолоченный крест. Одну за другой слала тугая тетива стрелы кверху, в проклятое зло тундры, в несчастье тайги и Заполярья...

Собирался народ, бежали стражники, а он все стрелял и стрелял, пока не сбили его с ног.

Упал Ходакам — питомец миссионерской Тобольской школы — около подножья опозоренного им храма, а вверху, впившись в позолоченное дерево креста, раскачивались две стрелы... Православные набросились на Майри, били его долго, до потери сознания. Потом отвели к воеводе.

Через десять дней предстал Майри Ходакам перед судом так называемой Обдорской самоедско-остяцкой управы. Судили его быстро, ибо он и в управе, и на допросах воеводы молчал, как рыба.

Ни побои, ни бешеная ругань воеводской своры, ни сладкие увещания миссионера-монаха не открыли его рта для ответов на вопросы. Он крепко стиснул зубы и раскрывал их только для кровавого плевка на пол. Озверелые христиане-миролюбцы отбили ему легкие.

Приговор суда, витиевато выведенный вороватым дьячком, гласил:

«...бить сто раз плетьми потом водить по селу для позора».

Секли жестоко. Во время экзекуции хлынула у него из горла кровь и залила всю грудь. Майри не стонал, ни о чем не просил. К концу порки вновь потерял сознание. А потом отлили его ледяной водой, накинули на шею веревку и водили по селу для позора, для посмешища и острастки.

После наказания худой и бледный Майри Ходакам ушел из Обдоры в леса Надым-реки. Рассказывали потом ненцы из Надымской тундры, что появился в их местах новый человек — остяк— хмурый, злой и неразговорчивый. Работал у кулаков, но подолгу не жил ни у одного. Ссорился, бывало, дрался с ними и уходил прочь. Так и ушел искатель вольной счастливой земли на Таз-реку. Долго бродил один, пока судьба не свела их вместе — Вавлю и Майри.

Далеко на восток от зимовок и городцов, близлежащих к Обдорску и Березову, на границе земель Кондии и Обдории с массивами лесов царства туруханских купцов-обирал, затерялась в лесных оказиях и снеговых широтах маленькая речушка Вындер-яга, что впадает в реку Таз. На ее берегах в семье рыбака и искателя песцовой шкурки родился мальчик, названный Ваули. Не особенно довольные появлением мальчика, а не девочки, которую можно было бы продать в жены за калым, родители мало обращали внимания на ребенка. Ваули рос одиноким и диким, как зверек.

Никто в семье не знал и не подозревал, что этот мальчик в свое время станет национальным героем-освободителем и впишет в печальную историю своего народа величественные и прекрасные страницы. Никто не думал, что о нем еще долгие века будет помнить его суровая родина, а народ будет лелеять память о нем в волнующих сказках.

Суровая борьба за жизнь, законы сильнейшего, испытанные им еще в детстве, наглый, отвратительный разбой царской своры и попов, выковали в нем непреклонную волю к борьбе за счастье, за вольную, радостную жизнь в снегах и большую ненависть к кабале, нищете и горю.

И настал день, когда Ваули, сын Пиеттомина, словно титан гипербореец [13]встал над угнетенной тундрой, над ее вековыми традициями и царскими законами, во весь свой могучий рост и дерзко, смело бросил в лицо царским опричникам-поработителям и местным тундровым хищникам-князьям вызов на борьбу.