Алексей Мусатов - Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.

Отряхнув с рук землю, Савин взял бумажку.

«Детский дом имени Тимирязева (бывшая сельскохозяйственная детская колония), — прочел он, — направляет Ковшова Степана для поступления в кольцовскую школу крестьянской молодежи. Ковшов С. пользовался государственным обеспечением».

Пока Федор Иванович читал, Степа с любопытством рассматривал его.

Директор был невысокий, полнеющий человек, с гладко выбритым округлым лицом. Он совсем не походил на строгого директора школы, а скорее казался добродушным пасечником или садовником, о чем свидетельствовали и полотняный, выгоревший на солнце костюм, и сандалии на босых ногах, и широкополая соломенная шляпа.

Степе не понравились только глаза директора, когда тот окинул мальчика беглым, но цепким взглядом. Глаза были маленькие, юркие, пронзительные и какого-то неопределенного, грязновато-свинцового цвета.

— Та-ак! — задумчиво протянул Савин, складывая бумажку и пожевав губами. — Колонист, значит? А кем тебе доводится Илья Ефимович Ковшов?

— Это мой дядя.

— А где твои родители?

— Их убили... — помолчав, ответил Степа. — В двадцать четвертом году... кулаки...

— Да, да, вспоминаю, — перебил его директор. — Илья Ефимович рассказывал. Тебя, значит, определили в детскую колонию, а сестренку взял на воспитание дядя...

Он вдруг замолчал и вновь окинул мальчика пристальным взглядом.

Потом отвернулся и, пригнув яблоневую ветку, долго рассматривал зеленую рогатую гусеницу и наконец резким щелчком сбросил ее на землю.

— Скажи, пожалуйста, — спросил Савин, — а почему ты решил учиться в деревенской школе, да еще именно в кольцовской? Почему не остался в городе, не пошел, скажем, в профшколу или фабзавуч?

— Так нас же послали... — пояснил Степа. — Да я и сам попросился в Кольцовку. Сестренка здесь, дядя...

— К родным поближе — дело, конечно, хорошее. Но у нас же школа особая. Готовим культурных крестьян, опытных земледельцев... У тебя что же, призвание к агротехнике, талант, и ты твердо решил посвятить жизнь сельскому хозяйству?

Степа пожал плечами — он никогда об этом не думал. В колонии ему приходилось работать и на полевом участке, и в огороде, но еще с бо́льшим интересом трудился он в мастерских.

— У меня направление к вам, — нахмурился он, — и вы должны принять...

— Ну что ж, — вздохнул Савин. — Учись, если направили, не возражаю... Зачислим тебя в седьмой класс. Но насчет стипендии ничего обещать не могу. Все уже распределено... И в интернате свободных мест нет.

— Это как же? — опешил Степа. — В колонии сказали, что меня в общежитие примут... И стипендия полагается.

Директор развел руками: к сожалению, он ничего не может поделать. Как видно, придется Степе жить у дяди. Илья Ефимович — человек обеспеченный, добрый и, конечно, с радостью примет племянника к себе.

— Так что до свидания, Ковшов! Можешь быть свободным до первого сентября — гуляй, отдыхай...

Федор Иванович вновь нагнулся к цветам, давая понять, что разговор закончен.

— До свидания, товарищ директор! — отрывисто сказал Степа и, повернувшись, почти побежал к калитке.

— Ну как... все уладил? — нетерпеливо спросила Нюшка, когда Степа выскочил из сада.

— Уладил! — зло ответил он, рывком вскидывая на плечи рюкзак. — Хоть сейчас уходи отсюда, хоть завтра... Нет для меня стипендии...

— Вот так Фис! — ахнула пораженная Нюшка. — Кому есть стипендия, кому нет...

— А кому есть? — спросил Степа.

— Поживешь — узнаешь, — уклончиво ответила Нюшка и высказала подозрение, что Степина бумажка, как видно, совсем не строгая, если никак не подействовала на директора.

Степа ничего не ответил. Нюшка заторопилась к матери.

— А ты иди с братом домой, — кивнула она Тане. — Ворон, он и не узнает, что ты с работы ушла.

Таня еле поспевала за братом — так быстро он шагал. Степе уже не терпелось увидеть свою избу. Пусть она заброшена, окна крест-накрест заколочены досками, крыльцо заросло травой, но все равно это родной дом!

Вот сейчас они с Таней обойдут избу кругом, постоят в проулке у старой дуплистой черемухи, заглянут в огород. Потом возьмут у бабушки ключ, откроют ржавый замок, с треском оторвут от окон доски, приколоченные длинными гвоздями, широко распахнут рамы и двери, и с улицы потянет свежестью. И солнышко заглянет во все углы ковшовского дома.

Степа достанет веник, побрызгает пол водой и выметет за порог мусор. Потом они с Таней посидят за столом: он у стены, сестра — напротив, спиной к кухне, как обычно любили сидеть отец и мать.