Виктор Курочкин - Товарищи офицеры

Сачков сидел на подоконнике и курил. Рука, в которой он держал окурок, была заголена по локоть, и на локте отчетливо выделялся розовый рубец раны… Сачков попал в училище из госпиталя. И первые дни в училище ходил с засученным рукавом, тем самым доказывая мелюзге вроде Васина, Теленкова, Малешкина и прочих, что они перед фронтовиком белогубая салага. Но после того, как Птоломей, у которого были насквозь прострелены обе щеки, грубо высмеял его, Сачков только изредка закатывал рукав гимнастерки. Пашка, подавив усмешку, сказал:

— А здорово тебя, Сачков, клюнуло… Где?

— Под Вязьмой, — живо отозвался Сачков и, боясь, что его не будут слушать, стал торопливо рассказывать, какие были бои под Вязьмой.

— Ладно, ладно, сто раз слыхал, — перебил его Пашка и протянул руку: «Дай-ка я брошу».

Сачков жадно стал глотать дым, так что цигарка вспыхнула синим пламенем и обожгла ему пальцы. Сачков, погасив огонь, протянул Пашке окурок — жалкий и обсосанный, в котором табаку-то осталось всего на ползатяжки… Теленков сердито швырнул окурок в унитаз и, чтобы на ком-нибудь сорвать злость, уставился на Васина.

— А я ведь, Васин, капну Горышичу. — Старшину Горышина в батарее звали Горышичем. — Перед присвоением званий это будет в самый раз.

— Ну и капай, — сказал Васин и, как больная собака, уставился в угол.

На Теленкова словно с небес свалилось вдохновение, и он принялся поучать Васина по всем правилам устава…

— Чему же ты, Васин, без трех минут офицер, будешь учить своих солдат, если ты сам за время пребывания в училище не научился соблюдать чистоту в уборной… А? Что же ты молчишь?

Васин поднял на Теленкова глаза, в них столько было боли, обиды и страха, что Теленкову стало жалко пария… Но он, подавив в себе жалость, монотонно, не повышая и не понижая тона, как это делал Горышин, продолжал наставлять:

— Вот ты, Васин, полтора часа провалялся; на нарах в ожидании ужина… Палец о палец не стукнул, чтоб позаботиться о своем самоусовершенствовании. Что должен был бы дисциплинированный курсант—выпускник офицерского училища делать? А? Не знаешь?.. Читать устав… Надо всегда помнить, курсант Васин, об уставе… Ложиться спать — читать устав, и поутру, от сна восстав, — опять читать усиленно устав… А ты что за это время, за полтора часа, сделал? Ничего… Окурок бросил на пол?.. Великое дело сотворил… Родила гора мышь…

— Ну хватит, товарищ сержант, — простонал Васин.

— Что хватит, курсант Васин? — закричал Теленков. — Как стоишь, разгильдяй?.. Встать… Руки по швам…

Васин вытянулся. Губы у него дрожали…

— Вы все поняли, Васин? — растягивая слова, грозно спросил Теленков.

— Так точно, товарищ сержант, — отчеканил Васин и, опустив голову, пробормотал: — Простите, больше не буду.

— Хорошо, на первый раз прощаю… Дай-ка закурить…

Васин торопливо вытащил из кармана кисет и всыпал в руку Теленкова чуть ли не горсть махорки.

— И ему тоже, — Теленков кивнул головой на Сачкова.

— Ну это уж дудки! — сказал Васин. Показал Сачкову кулак и пошел. Но у двери остановился, покачал головой…

— Ну и ловкачи же вы!..

Сачков с Теленковым захохотали.

— Таких жмотов, как Васин, наверное, во всем училище не сыскать, — сказал Сачков.

— А я любого жмота распалю до самой… Подход надо иметь к человеку, курсант Сачков… — И Теленков снисходительно похлопал Сачкова по плечу… Сачков, который был в два раза старше Теленкова, принял доверительность дежурного, как пряник…

Теленков вышел из уборной и увидел, что у дневального из рукава шинели, как из трубы, валил дым… Это уж было из ряда вон. На посту — курить!

— Ты что, Загнишеев?.. — Теленков выразительно постучал ему по лбу согнутым пальцем.

— А кто видит-то! — огрызнулся Загнишеев.

— Прекрати, идиот… Ты что, хочешь, чтоб Горышич нас снял с наряда? — Загнишеев послюнил палец, аккуратно затушил цигарку и глубоко запрятал ее в карман… Теленков прошелся еще три раза от бачка до тумбочки, постоял у окна, посмотрел на темный двор казармы. Одинокая лампочка на столбе качалась, и по мокрой траве скользило желтое маслянистое пятно.

— Боже мой, какая тоска!.. Хоть бы поскорее на фронт! — подумал Пашка. — Если будут оставлять в училище командиром учебного взвода… Ни за что… В ноги брошусь генералу, чтоб отпустили на фронт…

Дело в том, то фамилия Теленкова все эти месяцы висела в главном учебном корпусе на Доске почета. И в довершение всего он экзамены сдал на пятерки… Командир батареи Лобарев весьма прозрачно давал ему понять, что он может быть оставлен в училище в должности командира учебного взвода… Размышления Теленкова прервал голос Птоломея: