Алим Кешоков - Вершины не спят (Книга 2)

Если сможешь — с мольбой об этом я вновь возношу к тебе мои ладони, сердечный друг Степан Ильич, — обереги от ударов мою жену Сани и моих мальчиков, пускай тень, упавшая на меня, не затронет их души! Пускай небо Кабарды никогда и ничем не будет омрачено в их глазах. Небо моей родины должно стать светлым небом их отечества, пусть запах кабардинской земли станет сладчайшим запахом мира, чистота снежных вершин станет чистотой их гражданских помыслов! Не ради мрака, а ради света пробуждались силы революции, которую и я старался защищать, как мог...»

Степан Ильич, очевидно, не дочитал письма до конца, но он понял, вернее, угадал, почувствовал главное. Он уже не мог оставаться здесь на безлюдной аллее городского сада, в обществе Лю и Макки, шутить с ними, он деловито спохватился, записал адрес Макки, попросил у нее разрешения взять Лю с собой и сказал ему:

— Пойдем, Лю, будем звонить в Нальчик.

По голосу и глазам Степана Ильича Лю понял, что он соучастник очень важного дела взрослых.

И Лю оказался вдруг в большом кабинете с большими столами, с несколькими телефонами. Комната была гораздо больше любой классной комнаты, что в глазах Лю было пределом. Здесь могла бы вместиться вся школа, целая мечеть. А в глубине огромной комнаты за маленьким столом сидел человек, которого Лю не сразу заметил. Он что-то писал, но Степан Ильич смело спросил его:

— Из Нальчика не звонили?

— Нет, не звонили, а почему бы?

— Нужно звонить, вызывать Инала.

— Что такая срочность?

— Там что-то нехорошее. Не напрасно я поторопился, нет, не напрасно.

— Ну, что там еще? Ведь там же Курашев... а это кто с тобой?

— Познакомься, это Лю Баташев, сын Астемира Баташева из Шхальмивоко, с ним переслали письмо от Астемира и от Казгирея Матханова — на, прочти...

Чужой человек за широким столом взял письмо из рук Степана Ильича.

— Банды кишат там в горах. Там разве был только один знаменитый Жираслан! Маремканов не может справиться с ними. Оно, действительно, не легко, и я думаю, тут главная причина его раздражительности, — сказал человек и углубился в чтение.

Степан Ильич взялся за телефонную трубку, приговаривая:

— Перегибы, перегибы... головокружение... Пора отрезвляться... Забывают Ленина: никакими местными условиями нельзя оправдать беззаконие... Нальчик? Это ты, Инал? Маремканов?

Связь с Нальчиком установилась быстро.

Лю слышал, как Степан Ильич требовал Инала Маремканова и, должно быть, начал с ним разговор, — Лю даже казалось, что он слышит знакомый басистый голос в квакающих звуках, исходящих из трубки.

То, что испытывал Лю в большой комнате-кабинете, было сильнее всего, что чувствовал он с минуты отъезда из Нальчика. Первые впечатления в вагоне поезда, пересадка, расставание с Астемиром, толпы людей на вокзале и потом на улицах Ростова, встреча с Маккой, со Степаном Ильичом — все, казалось, отступает перед чувством ответственного соучастия в каком-то важнейшем деле взрослых, это чувство овладевало всем существом Лю. Ему было необыкновенно интересно, почти весело и одновременно страшно в этой большой, светлой и почти пустой комнате, где, как понимал Лю, Степан Ильич и незнакомый человек решают участь Казгирея.

Лю слушал, затаив дыхание, то, что Степан Ильич говорил в телефон.

— Это все не оправдание, — сердито говорил Степан Ильич. — Довольно перегибать палку. Еще не научились, еще вам не ясно? Немедленно освободите Казгирея Матханова из- под стражи, — все более сердился Степан Ильич. — Если здоровье Матханова позволяет, сейчас же отправьте его домой... Я сам сегодня буду говорить с Сани, вызову ее... Я буду здесь, пусть позвонит мне Курашев...

От этих сердитых слов Лю становился все веселее. Вмешательство, властное и справедливое, в события последних дней больше расширило мир подростка, чем его путешествие. Всегда ему казалось, что, как в басне, нет никого страшнее кота, никого нет сильнее Инала. О чем бы люди ни говорили, даже в семье у самого Лю, всегда все сводилось к одному: как на это посмотрит Инал? Правда, иногда проскальзывало напоминание о том, что и над Иналом есть власть, перед которой немеет и сам Маремканов. Но та власть где-то далеко, и хотя портреты Сталина висели всюду, вот и в этой комнате большие портреты мужчин и среди них самое видное место занимает Сталин, все же и этот могучий и таинственный человек, которого все чаще называют вождем, даже великим вождем, был где-то далеко, а Инал тут же...

И вот Лю слышал своими ушами, как гневно и требовательно Степан Ильич разговаривает с Иналом по телефону.