Евгений Дубровин: Счастливка

– Море там.

– А есть там стоянка? – спросил Клементьев. – Чтобы народу было не много.

– Есть, – ответил человек серьезно.

Теперь Клементьев понимал, каким идиотским казался человеку его вопрос в пяти километрах от такого места.

Они проехали эти пять километров по очень пыльной дороге. Пыль была не песчаной, а ракушечной. Она тяжело поднималась на несколько сантиметров, нехотя тащилась метр-два за машиной и опять ложилась в спячку, к которой привыкла за миллионы лет.

Вначале, возле дамбы, ограждающей город от сильных волн и где располагался городской пляж, народу было много, в большинстве своем мальчишки и пенсионеры с удочками, потом, когда проехали висячий железнодорожный мост и началась коса, они остались одни. Начало косы было неуютным: песок залит нефтью от стоявших в порту судов, усеян битым стеклом и ржавыми консервными банками: очевидно, здесь была городская свалка; от лимана тянуло карболкой – последствия схватки с комарами. Из обширных камышовых пространств, затянутых бурой, кое-где радужной пленкой, не доносилось ни звука, там ничто не шевелилось, не плескалось, не квакало… Но постепенно коса становилась чище, веселее, и уже через несколько километров они ехали по едва видной плотной колее только среди двух цветов: белого и голубого Потом над морем появился третий – черный…

Человек, у которого Клементьев спросил насчет ночлега, оказался, в отличие от ранее встреченного, очень разговорчивым. Он охотно объяснил, что дальше забираться не имеет смысла, что коса тянется чуть ли не на сто километров, аж до самого Крыма, так что любители ходят отсюда «напрямки» «по морю» в Крым, как «Иесусы Христы», и что лучше всего остановиться здесь вот, напротив их деревушки, которая называется Счастливкой. Море тут теплое, потому что мелкое, дно – хошь, в пляс иди. И хотя местность ровная, кустов и деревьев на берегу нет, чтобы сбегать «до ветру», зато недалеко пляж турбазы «Приморочка» и там есть уборная. Кроме того, в селе имеются магазин и кафе, а самое главное – ларек, в котором есть все, чего может жаждать в 6.30 утра страждущая душа.

– В шесть тридцать? – удивился Клементьев.

– В шесть тридцать, – гордо ответил «счастливкинец». – Бывает даже пиво. Но пиво к нам возят из Керчи, а там вся почва пропитана морем, и потому керченское пиво немного солоноватое, но это даже лучше, так как не надо его подсаливать.

Впрочем, пришлось бы остановиться напротив Счастливки, даже если бы сюда не возили никакого пива – надвигалась гроза.

Палатку они ставили под моросящим дождем. Сначала пришлось разгрести верхний слой ракушечника. Мокрый слой оказался неглубоким. Достаточно было провести босой ногой, как подошва ощущала жар нижнего слоя Казалось даже, что капли дождя шипят, соприкасаясь с раскаленным за длинный день ракушечником. Ветер, густо насыщенный брызгами, сорванными с волн, тянул со стороны тучи, медленно, но уверенно подтаскивая грозу, и Клементьев почему-то подумал о молодом сильном бурлаке, ведущем лодку против течения.

Работа продвигалась слабо. Лапушка все время впадал в теорию, то относительно угла наклона кольев, то по поводу причин появления складок на боках палатки, и Клементьев в конце концов был вынужден отказаться от его услуг, тем более, что приближалось время матча. Лапушка ушел в машину. Клементьев с женой быстро установили палатку. Они едва успели перенести в укрытие постель, газовую плитку, консервы, как ударил дождь. Тяжелая масса воды свалилась на палатку, прогнула крышу. Палатка втянула бока, как испуганная кошка, заскрипели сборные металлические колья. Жена с опаской оглядывала брезентовое сооружение. Она впервые попала в такое приключение.

– Как там наш Лапушка?

– Крыша у него надежнее нашей.

– Ты бы все-таки глянул.

– Что с ним может случиться в машине?

– Вдруг он забыл закрыть окно?

Клементьев накинул плащ и вышел из палатки. Толстые длинные струи хлестнули его по плечам и голове, по голым кистям рук. Ракушечник глухо стонал. Поверхность его трудно кипела, как густо заваренная овсяная каша Исхлестанные, обессиленные волны катились к берегу, становясь все тоньше и прозрачнее, и наконец, втоптанные дождем в песок, умирали тонкими дрожащими медузами. Деревушка скрылась за стеной дождя, исчезла и левая часть косы, только оправа слабыми контурами проступала палатка соседей. Теперь уже коса не напоминала всплывшую подышать свежим воздухом подлодку. Она походила на обломок потерпевшего крушение корабля, который буря несет в открытое море…