Иван Шевцов: Во имя отца и сына

Жизнь - сражение, постоянное, нелегкое. Иногда с переменным успехом. Жизнь - это тоже поле битвы, независимо от того, гремит артиллерийская канонада или вместо нее кто-то, одержимый бредовыми идеями своей исключительности и превосходства, заполняет эфир и газетные полосы тлетворным ядом лицемерия, клеветы, человеконенавистничества.

Вот такие думы навеяло на Сергея Кондратьевича Лугова Бородинское поле.

Отец Мусы, политрук пограничной заставы Махмуд Мухтасипов, погиб в неравном бою с фашистами в первый день войны - 22 июня 1941 года. Отец Димы, Максим Иванович Братишка, начавший войну на одном с Мухтасиповым участке границы, прошел большой путь от лейтенанта-летчика до генерала и теперь занимает важный пост в Вооруженных Силах страны. Муса родился в огненном девятьсот сорок первом. Дима - годом раньше. Отцы не знали друг друга, но вместе проливали кровь свою в священной битве. Сыновья встретились и познакомились совсем случайно, и дружба их скреплена не кровью, а коньяком в ресторанах Москвы.

Вот и сейчас они сидят за одним столиком в большом сумрачном зале ресторана "Метрополь" под высоким куполом витражного потолка и пьют коньяк, закусывая тонкими дольками лимона: на большее денег не хватило. Изредка они бросают полные презрительного равнодушия взгляды на танцующие вокруг фонтана пары и лениво роняют полусонные слова.

Белобрысый, стройный Дима (или просто Дин) одет в темный дорогой костюм и белоснежную нейлоновую сорочку с модным заграничным галстуком. На ногах - черные остроносые мокасины и пестрые эластичные носки. Мягкие, с шелковистым отливом волосы аккуратно пострижены под польку, зачесаны назад и тщательно приглажены. Глубокие светло-голубые глаза полны меланхолии и грусти. Ему всего двадцать один год, а на его бледном лице лежит печать усталости, будто юноша уже успел побывать во льдах Антарктиды, плавал на атомной подводной лодке к Северному полюсу, написал "Хождение по мукам" и, может быть (пока это глубокая тайна), фотографировал обратную сторону Луны с космического корабля. Словом, изведал все в жизни - любил, страдал и, все познав, не то чтобы разочаровался, а просто устал. Он ничем не напоминает стилягу-тунеядца или преуспевающего модника-пижона, заполнявших собой в шестидесятые годы проспекты и рестораны крупных городов, туристские базы, дома отдыха, страницы "Крокодила" и витрины "комсомольских прожекторов". Он не то, что его приятель Муса, или Мусик-Хол (впоследствии просто Хол), наряженный в пестрый свитер грубой вязки, с постоянной нагловатой ухмылкой тщедушный субъект с остро торчащими лопатками, впалой грудью и мутными настороженными глазами профессионального бездельника. Его прическа, напоминающая лошадиную гриву, черной челкой спускается до самых бровей и закрывает лоб. Давно не стриженные жесткие волосы свисают сзади на широкий ворот свитера. Но Хол умеет нравиться женщинам, особенно молодым, увлекающимся девицам: "В нем что-то есть".

Дима и Муса говорят о деньгах, которых им так не хватает, о девочках, которых больше, чем денег, но иные из них тоже обожают деньги. Итак, все дело в деньгах, только в деньгах, и разговор идет вокруг них.

- Генерал железно отказал. Во всяком случае, до января, - говорит Дин, безнадежно кивая головой и глядя в пространство.

- Ма пуста и бесперспективна, - в тон ему произносит Хол, брезгливо выпуская дым сигареты. Затянувшись, он небрежно отводит в сторону руку с папиросой, чуть ли не касаясь пальцем, украшенным дешевым перстнем, соседнего стола. "Ма" - это значит "мама". - Где выход, капитан Дин? - цедит сквозь зубы Муса, втыкая окурок в пустую рюмку и скользнув по лицу приятеля взглядом.

- Шевели мозгой, Хол. Прояви инициативу. Новый год на носу.

- Была надежда на шефа. Но… увы: последнее время он свиреп и не расположен ко мне. Между прочим, ты ему лег на душу… Разве что попросить для тебя?

- Думаешь, выгорит?..

- Надо дерзать, капитан Дин.

- Пробуй, Хол. Что надо взамен? - Дима смерил Мусу требовательным взглядом, ожидая ответа.

- Что с тебя возьмешь? Познакомишь с излишками.

- Надеюсь, Эла, Ава и Лика его уже не интересуют?

- Ты трезво мыслишь, капитан Дин. Он их знал до тебя.

Говорили вполголоса, потому что рядом за их столиком сидела незнакомая пара: красивая женщина, с проседью в темных постриженных волосах, большеглазая и задумчивая, и мужчина, крутолобый, властный, с величественной осанкой. "Артисты", - решил Муса и высказал свое предположение другу. Дима поднял накрашенную бровь: "Ну и что?"