Владимир Митыпов - Инспектор Золотой тайги

Ганскау посмотрел на часы — до прибытия в Харбин оставалось меньше часа. Он щелкнул пальцами и решительно встал. С прежними предосторожностями открыв дверь, внимательно посмотрел в оба конца пустого коридора (из какого–то купе под бренчанье гитары доносилось: «Ах, друзья, на этом свете мы живем короткий срок, и поэтому спешите набивать свой кошелек!..») и рявкнул:

– Проводник! Чаю!

Пока бородач шуршал крахмальными салфетками и тщательно расставлял на столике фарфоровый чайный прибор, Ганскау как бы невзначай закрыл дверь, посвистел только что услышанный легкомысленный мотивчик и вдруг спросил:

– Э–э, скажи–ка, кто же тебя специально предупредил, что я путейский инженер?

– Предупредили–с,— помедлив, сказал проводник.

– Да кто же?

– Об этом вам лучше бы знать,— бородач на миг оставил свое занятие и незаметно покосился.

– Разве? М–мм… а как сейчас в Харбине — большие строгости? Впрочем, я, кажется, немного пьян, кхе–кхе!— и Ганскау, якобы спохватившись, ненатурально засмеялся.

– Обыкновенные строгости,— сдержанно отозвался проводник.— Готово, извольте кушать.

Ганскау закрыл за ним дверь и нарочито громко клацнул запором. Немного постоял, прислушиваясь, потом выплеснул чай за окно и, улегшись на диван, стал ждать. Если он не ошибся, проводник — соглядатай, обязанный докладывать кому следует о подозрительных пассажирах.

Через четверть часа по коридору, приближаясь, забухали шаги, остановились перед дверью. Раздался властный стук.

– Что нужно? — громко спросил капитан.

– Проверка документов!

Бородатый монархист не обманул надежд. Ганскау открыл, готовый в случае чего стрелять сквозь карман. Перед ним стояли подхорунжий и четыре казака с короткими японскими карабинами. Явно вояки атамана Семенова.

– Прошу! — Ганскау посторонился, и в тот же миг в живот ему уперся ствол револьвера.

– Руки вверх!

Капитан повиновался. Подхорунжий, обдавая застарелым перегаром, проворно обхлопал его по бокам и вытащил пистолет. Ухмыльнулся, встопорщив щетинистые усы.

– А теперь документы.

– Извольте!

Семеновед изучал бумаги долго. Он то подносил их к глазам, то отодвигал подальше, щурился и шевелил губами.

– Ор–лов,— прочитал он наконец по слогам.— Ан-жи–нер.— Совершенно верно,— подтвердил капитан с едва заметной иронией.

– Эвон что у него тут еще имеется! — воскликнул один из казаков, извлекая из пальто лимонку.

– Тэк–тэк,— подхорунжий сел на диван и уперся кулаками в расставленные колени.— Анжинер, говоришь?

– Вижу, надо сознаваться,— засмеялся Ганскау и полез в потайной карман.— Вот мои настоящие документы.

– Ловкач! — удивился подхорунжий.— Ну–ка, читай сам, что у тебя там понаписано.

Выслушав, он с удовлетворением заметил:

– Значит, Хамскау? Еврей, что ли? Эт–то хорошо–о…

– Я — барон Ганскау! Русский!

– Да что ты говоришь! — издевательски отвечал семеновец.— Сознавайся — красный?

– Я социалист–революционер.

– Ага! Выходит, большевик,— уверенно заключил подхорунжий.

– Не порите чушь! — рассердился Ганскау.— Я — уполномоченный Временного правительства автономной Сибири, возглавляемого господином Дербером!

– Какой еще Ербер? Тоже, жид? Скажи на милость, кругом ваша масть!.. Однако, перекрасить его придется, а? — скаля зубы, обратился он к казакам.

Те угрюмо хохотнули.

– Так, начнем, пожалуй, помолясь,— подхорунжий с нескрываемым удовольствием пригладил усы.

– Я еду по важному делу,— заявил Ганскау.— Попрошу организовать мою охрану, а по прибытии в Харбин — проводить в комендатуру вокзала.

– Ишь прыткий какой! — осклабился подхорунжий.— Только в комендатуре тебя и не видели. Не бойся, я сам с тобой разберусь. Своей властью.

Он поднялся, прихватив сак, еще раз оглядел купе, пощупал пальто, проверяя добротность материала, и кивнул одному из казаков: «Захвати!» После чего повернулся к капитану и весело кивнул на выход:

– Ну, пошли, красный, сейчас ты у нас побелеешь.

Казаки заржали.

Когда они с топотом и шумом проходили по коридору, из крайнего купе быстро выглянул, как показалось Ганскау, тот самый деловой китаец, который участвовал в операции в конторе «Исидо». Увидев капитана, вышагивающего в сопровождении вооруженных казаков, он мгновенно захлопнул дверь.

– Стой! — скомандовал подхорунжий, едва Ганскау ступил на тормозную площадку, освещенную скудным светом грязного фонаря, вздрагивающую и гудящую от лязга буферов и грохота колес. В открытую тамбурную дверь рвался ледяной ветер.