Журнал «Юность» - zhurnal_Yunost_Zhurnal_Yunost_1973-1

Эх, мамка, мамка! Пришел, видно, срок твоей науке. Вот открыла глаза, пригляделась, вспомнила и день вчерашний, и ночь, и горькие слёзы свои, и Раису, соседку, и неожиданно пришедшее успокоение, и остаток короткого сна, чем-то взволновавшего, сладко встревожившего её, — все вспомнила разом и вдруг почувствовала, как легко и без страха думается ей обо всём, как просто будет сейчас встать и взяться за любое дело, какое дадут. Пусть ещё рано, пусть снова дождит за окном, для неё это не имеет значения — скорей бы работа, какая угодно, пусть самая тяжелая!

Она поднялась с постели, оделась, взяла со стола большой железный чайник и вышла из вагончика. Вчерашний дождь немного приутих, но было так же мокро и стыло. Варя остановилась в нерешительности, не зная, куда идти, где искать воду. Кажется, оттуда, справа пришла она вчера, значит, там станция, там есть дежурный или ещё кто-нибудь — скажут, где кипяток.

В чемодане у неё остались полпачки сахара-рафинада, целая пачка индийского чая со слоном на картинке и, кажется, сушки. Она их грызла в общежитии, когда готовилась к экзаменам. Сейчас она раздобудет кипяток, вернется в вагончик, бухнет в чайник заварку, разбудит Раису, и они будут пить чай.

Варя пошла вдоль вагончиков по направлению к станции.

Было ещё сумрачно, и в этом раннем сумраке она увидела желто мерцающие станционные огни. Пусто и тихо было на путях, и шагать по рельсам не так страшно. Крышечка на чайнике побрякивала при каждом шаге, и этот звук и эта безлюдно-тихая рань напомнили Варе другое утро, когда она с подойником в руке спешила на ферму, к матери на подмогу, или с бидоном в лес за ягодами. Под ногами трава в белой росе, как будто не по земле, а по застывшему туману идёшь. А в лицо то знобким, не с самой ли Волги прилетевшим ветерком повеет, то вдруг устоялым низинным теплом пахнет, как будто корова дохнет тебе в лицо или в ухо. А по деревне, по дворам плывет негромкий, сдержанный перезвон: то там тюкнут подойником, то тут заденут ведёрком…

Словно калитка скрипнула где-то за Вариной спиной. Она оглянулась. С крыльца вагончика сходил человек. Варя сразу узнала начальника поезда.

— Здрасьте! — поздоровалась она. — А где у вас берут кипяток? Я тут ничего ещё не знаю.

Паршин подошел к ней.

— Ну вот, — сказал он, улыбаясь, — а я думал, что один такой ранний. А тут — пожалуйста. — Он посмотрел на Варин чайник. — А насчет кипяточку ты как чуяла… Есть у меня кипяточек. И кипятильник и чай горячий, сам только что отпил. Люблю, понимаешь, чаёк. Кружку хватанёшь, — он показал руками, какая у него большая кружка, — и душа радуется. Пошли, угощу. Правда, кроме чая и нечем…

— Ой, что вы, — Варя смутилась. — Спасибо. Но мне же не себе одной, и у нас все есть, и чай и сахар… Вот только кипяточку бы…

Паршин взял из её рук чайник.

— Будет тебе кипяток. И кипятильник.

Он быстро поднялся на крыльцо и скоро вернулся, отдал Варе ещё теплый чайник и длинный шнур — кипятильник.

— Держи. Розетка должна быть в вагончике. Вот эту штуку, — он показал на загнутый спиралью конец кипятильника, — опустишь в воду — и… пошло дело.

А где устроилась?

— Вон там, в предпоследнем.

— В двенадцатом. С Раисой? — Паршин на миг озадачился. Потом спросил: — Ну и как?

— Хорошо… В общем, ничего. Нормально.

— Ну и ладно. А если что, так ты… Я вот здесь живу. На одних путях, можно сказать.

— Спасибочки! А эту штуку я вам верну.

— Да чего там, пользуйся. Отпаивай свою соседку… чаем. Знаешь, возьми-ка её в оборот. А? Через пять минут в Барином вагончике шмелиным баском гудел закипающий чайник, а на столе, застеленном чистой газетой, лежали сушки, стояла пачка сахара.

Зашевелилась Раиса. Подняла с подушки заспанное лицо, щурясь, уставилась на Варю. Потом взглянула на стол и опять откинулась на подушку. Прикрыла глаза. Но не спала: о чём-то думала. Чайника для заварки не было, и Варя высыпала с полпачки индийского прямо в кипяток.

В это время кто-то поднялся по жидким ступенькам и, отворив дверь в тамбур, тихо постучал в их половину.

— Кого несет-то? — не открывая глаз, спросила сонным голосом Раиса.

Дверь приоткрылась, в проёме показалась чья-то рука. Сначала она поставила у порога сапоги, старенькие, резиновые, затем накрыла их какой-то, не имеющей ни цвета, ни фасона, одежкой и пару изрядно потрёпанных брезентовых рукавиц положила сверху. Потом человек-невидимка глухо сказал из тамбура голосом коменданта:

— Мимо в наряд пойдешь, зайди, распишись за причиндалы. Подобрал вот кое-чего…