Журнал «Юность» - zhurnal_Yunost_Zhurnal_Yunost_1973-1

Якушева брали и пробовали. И он всегда знал, что его берут для того, чтобы попробовать. Были хоккеисты — большинство, — которых повезут на первенство мира наверняка, а были — несколько — «на пробу», три-четыре на одно место. Первые могли в товарищеских матчах позволить себе сыграть плохо. Для других каждая ошибка, любой промах были чреваты крушением надежд. Нет, их не изгоняли совсем. Их отправляли в запас, с тем чтобы при случае попробовать ещё разок.

Даже в шестьдесят девятом году, когда Якушев забросил на чемпионате СССР пятьдесят шайб, на чемпионат мира он попал запасным. Он выходил в форме сборной страны на очередную пробу, скованный стрехом ошибиться. А если и не допускал очевидных ошибок, то, помня о них, двигался по полю, как по канату, играл серо, в лучшем случае на тройку.

А его сверстники и те, кто помоложе, спокойные и уверенные в себе, выглядели и смелыми, и азартными, и умеющими рискнуть.

И они уезжали в Гренобль, в Женеву, уезжали за славой и золотыми медалями, а Якушев оставался дома, надеясь на очередную пробу и в тайниках души потеряв веру в успех.

И постепенно он стал терять «свою игру» В дома. Исчезла былая результативность. Публика начала забывать прежнего Якушева — солиста, умеющего и любящего взять игру на себя, совершить единоличный проход по всему полю, обводя противников, меряя пространство от ворот до ворот своими саженными шагами.

Он привыкал думать не об игре, а о необходимости избежать ошибки, и старался играть попроще. И переставал быть самим собой. Проблески нынешней игры появились у него в прошлом сезоне, в Саппоро и Праге, а взрыв произошел в Канаде и в Москве, во время сентябрьских матчей, когда мы увидели Якушева прежнего и вместе с тем преображенного — сильного, уверенного в себе, отважного мужчину, тонкого, яркого, стремительного игрока. И мы знаем, почему наступило это преображение. Так сложились обстоятельства в нашей сборной команде, что Якушеву не надо было больше думать о месте в основном составе, можно было забыть о существовании скамьи запасных.

Однако не сгустил ли я краски, не усложнил ли искусственно ситуацию, связав это запоздалое возмужание хоккеиста с проблемой доверия к нему тренеров?

Но вот ведь какое совпадение: среди тех, кто лучше всех проявил себя в матчах с канадцами, кто — для многих вдруг — раскрылся полностью, сверкнув новыми гранями своего дарования, оказались ещё два игрока — Юрий Ляпкин и Владимир Шадрин. Разпые они люди, разная во многом у них спортивная судьба. Но есть к одна родственная черта. Хоккеисты известные, подающие надеж- ды давно, они тоже ходили до прошлого сезона в вечных запасных, их тоже постоянно испытывали в сборной, перед ними тоже неизменно стоял этот вопрос: быть или не быть в сборной?

Пожалуй, Ляпкину — сверстнику Якушева — пора уже было разувериться в себе окончательно. Его не взяли в сборную даже в сезоне 1970 года, когда на чемпионате страны он был самым результативным из защитников, не взяли, хотя именно в том сезоне всех особенно тревожила слабая результативность обороны сборной. Его взяли на чемпионат мира 1971 года, взяли опять-таки седьмым, запасным, защитником и поставили дважды — против самой слабой команды — против ФРГ.

И оба раза он играл слабо. Диагноз был суровый: «Мягкий, медлительный, бесхарактерный, ненадёжный защитник». Потом его ещё привлекали к тренировкам сборной и к участию в нескольких турнирах, но скорее так, для проформы и чтобы создать основным игрокам видимость конкуренции.

А он и не мог хорошо сыграть в матчах с ФРГ, да и вообще на том первенстве мира. Он вырос и сложился как игрок в Воскресенской команде «Химик», где у него были особые функции на площад ке. Тренер «Химика», стремясь использовать природные качества Ляпкина — техничность, хороший бросок, склонность к импровизации, — разрешал ему многое: в какой-то момент бросить свой пост и, выманив на себя противника ложным движением, пройти самостоятельно к чужим воротам, превратиться в четвертого нападающего, обострить таким образом игру, посеять панику в рядах соперников. Это отход от канонов игры в обороне, и в этом всегда есть риск. Но именно в этом был особенно силен Ляпкин, в этом проявлялась его индивидуальность.

И этим он приносил самую большую пользу «Химику».

Испытуемый лишает себя права иа ошибку — слишком опасны её последствия, а значит, не рискует.

В сборной Ляпкин должен был играть, «как все». И потерялся, стал незаметен. Раскрепощенность и легкость, делавшие его игру в составе «Химика» красивой и яркой, привлекавшие к нему внимание не только публики, но и тренеров сборкой, уступали место скованности. В сборной он превращался в робкого, а следовательно, и заурядного хоккеиста.