Иван Лепин - Двойное дно

Шофер типографской машины — молодой парень — гнал машину бесцеремонно, не тормозя перед выбоинами и на поворотах, и, похоже, совершенно забыл, что в кузове люди. Наум, не выдержав очередной встряски, стукнул кулаком по кабине, и машина пошла тише. Теперь ее уже обгоняли не только легковушки, но и грузовики.

Несмотря на полдневное время, город казался сумрачным. Небо — сплошная чернота туч. И этот ветер с колючим снегом…

Шуклин не любил декабрь. Стоят самые короткие дни; уходишь на работу — темень, возвращаешься домой — темень. А погода неустойчивая, мерзкая. То плюс один-два градуса, то минус двадцать. Скорей бы наступил январь. Там уж хоть на воробьиный шаг, но день прибавляется. Да и погода устойчивее. Солнышко начинает появляться — бледное, обессиленное, но вселяющее надежды, что дело идет к теплу, к долгожданной весне, к желанному лету.

Летом Федор загадал съездить на родину, в деревню. Никого там у него не осталось — лишь троюродные дядьки и тетки. А тянет, сильнее магнита тянет отчий край, единственный и самый близкий на земле. Обещал взять с собой Элю, показать ей, где родился и вырос. Возьмет, она уже взрослая, обузой не будет. Пусть посмотрит вятские места, его деревеньку, где жила когда-то ее бабушка, где впервые встретился Федор с Натальей — будущей Элиной мамой. Может, и верхом на лошади дочь покатает — она давно мечтает об этом. Сейчас, правда, в колхозах от лошадей стараются избавиться, но вдруг у них в Березнике еще не перевелись умные руководители…

Дорога к старому Ингиному дому зимой не расчищалась, а потому была вся в снежных ухабинах и неожиданных буграх. На одном таком бугре передний мост машины резко приподнялся, и размечтавшийся Шуклин чуть не скатился с доски-скамейки. Наум его придержал. Он же поднял и соскочившие очки.

— Задремал, что ли?

— Тут задремлешь! Просто не удержался.

— Смотри, а то покалечишься, новоселье отметить не успеешь.

У панельного пятиэтажного дома машина остановилась. Первым спрыгнул Верхоланцев — легко, молодо. Спрыгнул и затанцевал, будто оказался на горячей сковородке.

Попробовал так же легко спрыгнуть и Шуклин. Приземлился на пятки и от резкой боли аж присел на корточки. «Старею, — с горечью подумал он. Но, увидев, как ловко спрыгнул с борта Наум, облегченно вздохнул: — А может, просто не умею».

Инга занимала комнату в трехкомнатной квартире. Шуклина поразила духота. «Как в таких условиях только живут? Неужели нельзя проветрить?» — подумал с осуждением он. Но, услышав в одной из комнат детский плач, все понял. Хотя… Он помнит, как они жили в однокомнатной квартире. Эля была грудной, и то находили возможность проветривать жилье. Терпеть не мог Федор духоты!

— Чего носом крутишь? — заметила его недовольство Инга. — Жарковато у нас? Ничего, потерпи, Теодор. Последние минутки я тут.

Квартира находилась на втором этаже, так что носить вещи было не трудно. Да и немного их у Инги, вещей. Шифоньер, небольшой книжный шкаф, две раскладные деревянные кровати. Остальное — мелочи: книги, всевозможные узлы, швейная машина. Даже стола не имела Кузовлева — некуда было ставить. Сын делал уроки за откидной дверцей книжного шкафа… Да еще холодильник имелся — ЗИЛ.

Работали дружно, молча. Сначала вынесли шифоньер — он самый тяжелый. Потом за другие вещи взялись. То, что полегче и помельче, носила Инга. Да еще Маша, невесть откуда взявшаяся. Заметив ее, Федор спросил у Инги:

— А это что за помощница?

— Маша. Ты разве ее не знаешь? Я тебе, кажется, про нее рассказывала. Подружка моя. Добрейшее создание. Наши сыновья вместе учатся, вот мы и подружились.

Слышал, слышал про такую Шуклин! Действительно, Инга не раз упоминала ее в разговорах. Она работает воспитателем в детском саду. Очень любит детей. Отчаявшись вовремя выйти замуж, родила сына. И это про нее недавно доверительно сообщила ему Кузовлева: «Маша мечтает о втором ребенке. Этот, говорит, уже вырос, с ним неинтересно». А Федор тогда сказал: «Хотел бы я увидеть твою Машу. Редкостный, видать, человек! Нынче родить двух детей многих женщин не заставишь насильно. Тех, кто имеет мужей, а эта… Гляди-ка ты!..»

И вот теперь он увидел «редкостную» Машу. Невысокая, она была посправнее Инги и менее изящна. Но лицо — молодое-молодое. Ни морщинки на высоком круглом лбу. И — черные, широко открытые глаза.

Примерно в тот час, когда Шуклин, сидя в кузове грохочущего грузовика, мечтал о лете, об отпуске, в кабинет Натальи постучал высокий красивый мужчина. Одет он был в белый полушубок, на голове лоснилась шапка из нутрии. Вошел с улыбкой, как давний знакомец, едва заметно поклонился.