Георгий Суфтин - След голубого песца

В это время из калитки вылетает матерый волкодав и с рычанием набрасывается на Хосея, хватает за полы малицы, рвет их в клочья.

— Султан, на место! — грозно кричит хозяин, только тут увидев ненца. — Здорово он тебя трепанул, псина этакая. Пожалуй, и загрызть мог бы. А? Как ты думаешь?

— Мог бы, хозяин. Просто дело, загрыз бы...

— А ты чего тут ходишь, Манзадей?

— Я не Манзадей, хозяин. Хосей я.

— Ну, все равно, что Хосей, что Манзадей — одна клюква-ягода. Ко мне, что ли?

— К тебе, купец. Сделай милость, не дай умереть, погибнуть с голоду. Олешков нет, работы нет, хоть совсем подыхай...

— Не скули, не подохнешь. Пушнину промышляешь?

— Промышлял бы, да пороху где взять, дроби. Капканов опять нет... Жить-то чем? Вишь, совсем отощал.

Купец что-то соображал. Губы его усиленно зажевали. Хосей сбоку заискивающе заглядывал на него.

— Ну, вот что, — Саулов строго посмотрел на ненца. — Ты где чумом-то стоишь?

— А я на едоме, у Широкой Виски, — торопливо ответил Хосей.

— Так вот, припасов я тебе дам. И денег на житьишко. Только смотри, всю пушнину по весне мне привози. До единого хвоста. Чуешь? Узнаю, ежели на сторону хоть одну шкуру сбыл, худо будет. Я с тебя шкуру спущу, — сострил купец.

Хосей согласно закивал головой. Он был рад, что так всё хорошо устроилось.

Осень пришла на Печору с дождями, с пронизывающими ветрами. В латаном чуме Хосея стужа и сырость, перемешанные с горьким дымом. Да это ничего, когда есть пища и есть работа. Хосей сидит у костра, мурлыча себе под нос бесконечно длинную песню про храброго Таули из рода Пырерки, заступника бедных ненцев. Он мастерит кулемы — нехитрые ловушки на песцов, ловко орудуя ножом. Ясовей помогает ему, во всем подражая отцу.

— Вот вырастешь, — говорит отец, — охотником станешь. Глаз у тебя зоркий. Моё ружье возьмешь, лисиц, песцов промышлять будешь.

— Буду, правда, — соглашается сын. И, подумав, с расстановкой, как это делают взрослые, говорит: — Мне бы ещё, отец, в школу попасть.

Хосей в недоумении опускает нож.

— Ты чего? Зачем ещё в школу?

— А как же! Вон ребята в Пустозёрске в школу ходят, книжки с картинками читают...

— Вот тебе-тебе! Книжки... На что ненцу книжки? Разве капканы по книжкам ставят? Или от книжек олени в хозяйстве заведутся? Выдумщик ты, баловство одно у тебя.

— И не баловство, — не унимается сын. — Я уже буквы знаю. Ребята мне показывали, я и запомнил. Вот такая — аз, а такая — буки...

Ясовей ножом чертит неуклюжие буквы на плашке кулемы.

— Ишь ты, буки! — смеется отец. — Нам, сынок, буки ни к чему. Это русским да богатым, может, и нужны буки. Саулову как без бук? Чужие-то долги в большую книгу записать надо. А нам зачем? У нас нет книги, ни большой, ни малой...

Сын молчит. Что он может возразить взрослому? Но в детской голове неотступно бьется живая мысль.

— Отец, а Михайло Голубков сказывал, что ненцы тоже люди и могут жить в хороших домах, а не в дырявых чумах.

— Михайло — правильный человек, наверно, он говорит дело.

— Так что, давай построим себе дом, такой, как у Саулова. Я и украшения такие же вырежу, даже лучше.

— Ты бы вырезал, — ласково треплет Хосей сына по лохматой голове. — Ты у меня востер на выдумки. Вот вырастешь, тогда узнаешь, как строить дома...

С первыми заморозками, лишь застывшую тундру припорошил пушистый снежок, отец с сыном вышли на промысел. Они ходили по звериным следам, ставили кулёмы и капканы, выслеживали хитрых и осторожных лисиц, разбрасывали приваду. Год обещал быть удачливым, зверей в тундре было много, и охотники каждый день возвращались с добычей. Хосей повеселел, выправился, к нему возвращались бойкость и ловкость тундрового охотника. Ясовей помогал отцу — таскал припасы, настораживал на звериных тропах капканы, распяливал снятые Хосеем шкурки для просушки. Уже к половине зимы старый ларь на нартах стал наполняться пушниной. Ни единого хвоста не продал Хосей на сторону — точно соблюдал наказ Саулова. Питались скудно на те деньги, что дал осенью купец, и жили надеждами на будущее.

— Вот сдадим Саулову пушнину, купим олешков, заведем хороший чум, будем кочевать по тундре. Может, станем такими же богатыми оленеводами, как Сядей-Иг. Тогда я скажу тебе: «Ясовей, ну-ка сходи поймай белого менурея, забей его. Праздник устроим, айбурдать будем»...

Так мечтал отец. Сын тоже мечтал. Он видел себя в белом пушистом совике, в мягких, украшенных галунами из цветных сукон пимах, на резвой упряжке-пятерике, несущейся ветра быстрее по заснеженной лабте. Куда он ехал, он и сам точно не знал, но впереди вставали в сизой сумеречной дымке неясные очертания городов, которых Ясовей ещё никогда не видел, а увидеть хотел очень.