Агния Кузнецова (Маркова): Честное комсомольское

На крыльцо вышла сгорбленная, низенькая старушка.

– Вам кого, гражданин?

– Мне?.. Скажите, не осталось ли в этом доме старожилов?

– Да я сама тут тридцать годков живу…

Они разговорились. Старушка смутно помнила семью Крутовых. Катю называла Наташей, но говорила именно о ней, вспоминая, как хорошо она играла на рояле.

Этот старый дом, связанный с дорогими воспоминаниями, он покинул глубоко взволнованный. Может быть, впервые за всю жизнь он почувствовал бессилие своей большой любви против безжалостного времени. Он спрашивал себя, как же могло так случиться, что он потерял Катю? И не находил ответа. Прожив до сорока лет, он так и не понял, почему его товарищи и знакомые могли любить снова и снова, а он не мог забыть Катю. «Или я действительно не такой, как все, странный, как говорила когда-то Катя?» – думал Александр Александрович.

Он по-прежнему сидел за столом, уронив на руки седеющую голову.

Многого из его жизни Катя не знает. Не знает и той трагической истории, что случилась с ним несколько лет назад.

После контузии все слабее и слабее становился слух Александра Александровича. Он уже плохо слышал музыку и вскоре почувствовал, что преподавать ему трудно и в школе им тяготятся. Он уехал в деревню, стал работать в МТС. Но тоска по школе, по ученикам не давала покоя. И через год он снова стал преподавать математику в старших классах Погорюйской школы. Глухота все больше и больше мешала ему, и он жил в постоянном нервном напряжении.

Александр Александрович не слышал громкого стука. Затем дверь приоткрылась, и раздался напряженный кашель.

Александр Александрович повернул голову, прислушался. Дверь снова закрылась, и кто-то три раза с силой ударил по ней ногой.

– Можно? – спросил Саша Коновалов, держась за ручку и просовывая в комнату мокрую голову.

– Заходи, заходи! – сказал Александр Александрович и встал навстречу ученику. Катино письмо он бережно спрятал в нагрудный карман.

За дверью было несколько человек, но в комнату вошел один Саша.

– Что, тезка, с челобитной? – усмехаясь и прищуривая серые, с большими зрачками глаза, спросил Александр Александрович и рупором приставил ладонь к уху.

Наклонясь к учителю, Саша громко и раздельно объяснил, почему мальчишки убежали с огуречного поля.

– Межпланетный корабль? – переспросил Александр Александрович. – Вот это фантазия! Хитро выдумал Домбаев, хитро! А вы поддались на эту удочку! – Александр Александрович весело рассмеялся.

Дверь приоткрылась, и в комнату заглянули осмелевшие мальчишки. Саша сделал знак рукой – и дверь закрылась.

– Садись, тезка! – все еще смеясь, сказал Александр Александрович, подвигая Саше стул.

Саша подождал, пока сядет Александр Александрович, и сел рядом.

– На Домбаева жаловаться нечего. Сами виноваты. А выдумал он великолепно и разыграл, как артист. Занятный парень!

– Одно плохо, – громко сказал Саша в ухо учителю, – не просто так выдумал – отплатил нам. Мы его за плохое поведение перевели в бригаду девятого класса, а он теперь свою бригаду на первое место и выдвинул.

– Выходит, ради общественных целей старался! – – Александр Александрович снова улыбнулся.

Дверь скрипнула, опять образовалась щель, но Саша за спиной показал ребятам кулак.

– Простите нас, Александр Александрович! – с искренним раскаянием сказал Саша.

– Что ж прощать? В ваши годы на межпланетный корабль любой ценой взглянуть можно… Я, пожалуй, и сам на вашем месте с урока удрал бы. Плохо только, что ваша бригада на последнем месте оказалась. Теперь на первое и не вытянуть.

– Не вытянуть! – уныло повторил Саша и, помолчав, спросил: – Мне можно идти?

– Иди, тезка. Еще не ел, наверное?

– Не ел.

– А выкупаться успел? – Александр Александрович с ласковой усмешкой дотронулся до мокрых волос мальчика.

– Успел.

– Ну, вот и хорошо.

Саша попрощался и вышел.

Александр Александрович подошел к окну и увидел, как от дома удалялись мальчишки его класса.

Он негромко засмеялся им вслед и подумал о том, что с появлением этого милого черноглазого юноши на душе у него стало теплее.

Миша пришел домой уже в темноте. Бабушка, прозванная Саламатихой за то, что никто в селе лучше ее не умел готовить национальное бурятское блюдо саламат, встретила его на ступеньке крыльца.

– Ну, что? – спросила она по-бурятски густым, почти мужским голосом.

– Совсем плохо вышло, – по-русски ответил Миша с сильным бурятским акцентом.