Агния Кузнецова (Маркова) - Мы из Коршуна

Учителя горячо поддержали Федора Алексеевича, и вопрос этот, как говорится, был снят с повестки дня. Но кому же не известно, что в школе в тайне ничего не остается. То, что на педагогическом совете поднимался вопрос об Ивановой и Лебедеве, узнала вся школа.

Когда Саша и Вера пришли утром в школу, в коридоре к ним подбежала одноклассница.

– На педсовете, говорят, обсуждали твое поведение, Саша, – сказала она. – Наталья Степановна докладывала, как в комитете комсомола прихватили тебя и Ивана Ивановича. Ну и дураки же вы – нашли место где целоваться!

Саша побледнела и широко открытыми глазами молча глядела на нее. А Вера вспыхнула и сказала шепотом:

– Сплетница! Рук марать о тебя не хочется, а то бы я… – И она спрятала за спину сжатые кулаки, точно боялась, что не удержится и пустит их в ход.

– За что купила, за то и продаю, – испуганно моргая глазами и отстраняясь от Веры, сказала та.

– Нет, не за то, за что купила! Ты наживаешься, потому что ты спекулянтка, – наступала на нее Вера. – И когда подобные тебе на белом свете переведутся? Коммунизм вот такие строить мешают!.. Пойдем, Сашенька, от нее подальше. – Вера взяла подругу за руку, но она вырвалась и побежала не в класс, а вниз по лестнице, на улицу.

Прозвенел звонок. Опустели коридоры школы. Елена Николаевна вошла в девятый «А» и сразу заметила, что парта Ивановой и Каменевой пуста. Встал дежурный – Славка Макаров.

– Нет Ивановой и Каменевой, – многозначительно сказал он. Помолчал и добавил: – Саша расстроилась из-за педсовета. Плакала и убежала. Вера – за ней.

– Все-то вам известно, – с досадой сказала Елена Николаевна. – На педагогическом совете не были, а что там делается, знаете… Ростислав, пойди к Саше. Скажи, что после уроков я приду к ней.

– Веру позвать? – спросил Славка.

Елена Николаевна немного подумала.

– Вера пусть остается с Сашей до моего прихода. Славка поспешно вышел.

После уроков Елена Николаевна долго сидела наедине с Сашей. Может быть, из педагогических соображений ей надо было оправдать или хотя бы сгладить поступок Натальи Степановны. Но она настолько была возмущена несправедливостью, что не могла кривить душой. Саша то и дело вытирала слезы взмокшим платком, а они все лились и лились безудержно по ее покрасневшему, распухшему лицу. Учительница сидела, близко придвинув свой стул к ее стулу, и, притрагиваясь рукой то к колену, то к плечу девушки, утешала ее:

– Ты пойми, Сашенька, ни один педагог всерьез не принял слов Натальи Степановны. Ни один. Значит, только она оказалась такой подозрительной и несправедливой. Никто из твоих товарищей тоже не поверил этому.

– Поверили, – вдруг холодно и спокойно сказала Саша, перестав плакать. И передала учительнице разговор с одноклассницей.

– Ах, Сашенька, Сашенька! – с горечью сказала Елена Николаевна. – В жизни на твоем пути еще немало встретится таких людей, но, право, не стоит из-за них портить нервы. Через два дня вся эта история забудется.

Саша вдруг снова заплакала. Она не решилась сказать Елене Николаевне, в чем главная беда, но та отлично поняла, чего недосказала девушка. В ее отношения с Ваней грубо вмешались, и в душе ее что-то надорвалось. Ей казалось, что теперь-то уж прежнего никогда не вернуть, и сегодня, когда прибежала Вера и сказала, что Ваня в шесть часов вечера будет ждать Сашу в Итальянском парке, она велела передать, что в парк не придет.

Елена Николаевна ушла. На крыльце стояла Вера, завернувшись в старую бабушкину шаль.

– Все плачет? – спросила она у Елены Николаевны.

– Ничего, пройдет.

Учительница стала спускаться с крыльца, но Вера не уходила.

– Елена Николаевна, – нерешительно сказала она, – как же мы без вас?

– Но еще ничего не произошло. Беги, беги к Сашеньке. – И через двор пошла к забору с двумя выломанными плахами. «Уеду и не буду ходить в интернат, где всегда что-то случается, оставлю свой девятый «А», не буду лазить в эту дыру в заборе. Все будет другое…»

Ваня ждал Сашу долго. Он тоже был очень расстроен, но характер его был иной, чем у Саши, и он ко всему относился по-другому. На учительницу физики он почти не сердился, он презирал таких людей. А собой был крепко недоволен. И об этом хотелось сказать Саше, но она не шла. Она все еще сидела в интернате и плакала.

Было уже поздно. Ваня ушел из парка совершенно расстроенный. В воздухе стоял туман от незаметного, лишь едва ощутимого дождя. Грустно ложились на землю сухие, потемневшие листья.