Агния Кузнецова (Маркова) - Свет-трава

У них завязался горячий, задушевный разговор, который возникает только между людьми, близкими по взглядам и заинтересованными в делах друг друга.

– Я допускаю даже самое худшее, – говорил Игорь, расстегивая ворот гимнастерки и вытирая платком вспотевший лоб. – Допустим, медицина не признает свет-травы и легенда останется легендой. Даже при таком положении поиски свет-травы не были напрасны. Ты собрал гербарий растительности целого района. Это большая ценность!

Солнечные пятна прорвались сквозь ветви деревьев и, нещадно припекая, улеглись на лицо, шею, грудь Игоря. Он встал и, спасаясь от полуденного зноя, пересел на другой край скамейки.

– Да ты что, утешать меня, что ли, вздумал на случай провала свет-травы? Я верю в удачу! – упрямо сказал Федя.

– Я тоже! – поддержал его Игорь.

– Мария Владимировна получила сегодня вызов в город, – помолчав, сказал Федя, – пробудет там десять дней. Я думаю попросить ее довести дело со свет-травой до конца. Пусть произведут там нужные анализы.

– А ты?

– Я? Я буду изучать места расселенности свет-травы.

– О славе мечтаешь?

– Даже и не подумал ни разу. – Федя пытался скрыть улыбку, и его полные яркие губы дрожали.

– Новый препарат будет называться «власовскими порошками»? – пошутил Игорь. – Давай, давай, прославляйся! Когда мы соберемся в школьном саду и откопаем бутылку, пусть хоть ты будешь мировой известностью!

– Знаешь, Игорь, – задумчиво сказал Федя, – а интересно все-таки жить на белом свете.

Игорь помолчал и неожиданно запел:

Игорь сбивался с ритма и путал мотив.

Федя вскочил, морщась, словно от физической боли, привычным жестом правой руки остановил Игоря и, мягко дирижируя левой рукой, бровями, головой, запел чистым тенором:

Он оборвал песню, положил руку на плечо Игоря и потянул его за собой.

– Пойдем, я покажу тебе необыкновенный оркестр.

Они прошли по главной улице села, свернули в переулок, поросший густой травой, и остановились у небольшого дома.

На крыльце сидела девушка в белом халате и очищала яйца, сваренные вкрутую, от скорлупы.

– Феня, можно войти? – спросил Федя, поднимаясь на крыльцо.

Но девушка заупрямилась:

– Сколько раз говорила вам, что посторонним вход воспрещен!

– Послушай, Фенечка, товарищ мой из Москвы приехал, изучает колхоз, хочет твой оркестр послушать. Будь добра, пропусти на секундочку, – уговаривал Федя.

У Фени было обыкновенное девичье сердце, а не камень, и она сжалилась над друзьями.

Они прошли маленькие сени, натыкаясь на стоящие там пустые ящики.

Федя открыл дверь. Игорь с удивлением прислушался к тонкому, мелодичному, немного бестолковому звону. Казалось, что кто-то настраивал необычный, нежный инструмент. Звон этот наполнял большую светлую комнату.

Ничего подобного Игорь не ожидал увидеть. Помещение было сплошь заставлено высокими шкафами с небольшими круглыми отверстиями. Из отверстий выглядывали тысячи цыплячьих головок цвета чайной розы. Цыплята пили воду, клевали корм из желобков, приделанных ниже отверстий, и пищали, наполняя комнату удивительным, мелодичным звоном.

– Ну, как Фенин оркестр? – спросил Федя, когда они вышли на улицу.

– Отличный, и, главное, без дирижера как спелись! У Фени, вероятно, к вечеру голова кругом идет от этой музыки. Но в общем интересно.

– Интересно, – подтвердил Федя и неожиданно засмеялся. – Вот теперь ты хоть частично ответишь на вопросы академика Мышкина о том, какие новые методы применяет колхоз в выращивании молодняка.

Игорь пожал плечами и спросил нарочно пренебрежительно:

– Это отверстия-то с цыплячьими головами?

Федя всегда мирился с недостатками характера Игоря, относился к ним так же, как взрослый относится к детским капризам и причудам, считая, что ребенок вырастет и поумнеет. Но на этот раз терпение его иссякло. Федя рассердился:

– Таких, как ты, Игорь, после школы надо было в обязательном порядке отправлять на производство, а к вузам и близко не подпускать.

– За что такая немилость? – спокойно спросил Игорь, вслед за Федей перелезая через жерди огорода.