Иван Лепин - Трое

И Даша старалась. Многие ее одногодки свое обучение закончили после четырех классов. А она да Катя Горбачева еще, подружка Дашина, в пятый класс пошли. Начальная школа была у них в Болотном — за три километра, а средняя — в два раза дальше, в Нижнемалинове. Далековато. Потому и редко кто из детей дальних деревень решался продолжать обучение. Шли, как водилось, получив начальное образование, в колхоз: в возчики, в прицепщики, на ферму.

Даша загорелась стать агрономом. Мать с отцом не перечили: а вдруг да что-нибудь получится? Тем более что сами пока трудоспособные, им особой помощи по дому не требовалось.

И вот они с Катей пошли в пятый. Рано утром уходили, к вечеру возвращались. Туда — шесть, обратно — шесть, каждый день по двенадцать километров отмахивали. По погоде — ничего, сносно. А в грязь, в дождь, в пургу-метель, в морозы крещенские, когда с пути сбиться немудрено… Хватили девчата лиха, но школу не бросили. Приглашала Дашу жить к себе нижнемалиновская тетя, но она не согласилась: «Катька тогда одна будет ходить… Нехорошо подругу оставлять. Вот если в непогоду когда нас вдвоем переночевать оставите — на это согласна».

В шестом классе только сентябрь и октябрь проучилась. А там немцы нагрянули. И школа закрылась.

Не раз оплакивала Даша крушение своей мечты. И одна, и вдвоем с Катькой Горбачевой — та на фельдшерицу выучиться хотела. Проклинала на чем свет стоит фашистов, главаря ихнего — Гитлера, испортивших им молодую жизнь.

Теперь про то, чтобы учиться, и мысли нет. Выросла. Ей осенью шестнадцать исполнится, а она, что ли, — в шестой класс? Невеста — рядом с малышами! Засмеют. Нет, видимо, уж не судьба ей агрономом стать. Но вот сына Эдика она обязательно сделает агрономом. Будет это уже после войны, когда жизнь наладится…

Вот и Фрося отобедала. Спрятала остатки еды, встала. Поглядела по сторонам, на солнце поглядела и строго сказала:

— Пора. За этим бугром Ольховатка должна быть.

Митька уже дремал. От Фросиного голоса он вздрогнул, вскочил, ничего спросонья несколько секунд не понимая:

— Что? Где?

— Ольховатка, милый, за бугром будет. Айдате.

Жалко ей было поднимать Митьку с Дашей. Она и сама сейчас с огромным удовольствием вздремнула бы, да понимала: в Подоляни нужно быть завидно. Иначе сегодня не отыщут они своих, а ночевать под кустом придется. Или в поле, что еще хуже.

Фрося помогла Митьке поднять котомку. Даша справилась сама. У нее на лице Фрося заметила полуулыбку. «Радуется предстоящей встрече с отцом». На самом же деле Даша прощалась с мечтаниями об Эдике.

— Тронулись.

И снова — тем же порядком: Фрося, Даша, Митька. По неумолимому солнцепеку.

Через километр, может, с вершины холма они увидели большую деревню. Многие хаты прятались в садах, зарослях ракитника, вишняка, черемухи.

Когда приблизились к деревне, перед крайней хатой их окликнули:

— Стой, граждане!

Фрося повернула голову вправо, откуда донесся голос. Навстречу им со стороны небольшого овражка направлялся военный с автоматом за спиной. «Контрольный пост», — догадалась Фрося. И мысленно начала перебирать содержимое котомки, соображать, к чему могут придраться патрули при проверке. Вроде бы ничего незаконного нет.

— Попрошу документы, — козырнул сержант.

Фрося вышла вперед, загородила собой Дашу с Митькой, похолодев при мысли, что их могут не пропустить.

Сержант был молодой, стройный, в новой пилотке. Видать, совсем недавно прибыл на фронт. Фрося моляще посмотрела ему в лицо, и он отвел глаза.

— Да какие же у нас, милый, документы? Местные мы, деревенские.

— Здесь запретная зона, без документов нельзя, — старался быть официальным сержант.

— Мы же к отцам, милый, идем, какой же может быть запрет? Недалеко они тут стоят…

— Где?

— В Подоляни, сказывали… Пропусти, милый.

— Не могу. — Сержант недовольно прикусил нижнюю губу. Надоели эти ходоки. Четырех он уже сегодня пропустил. Но те хоть были с сельсоветскими справками, а у этих — ничего нет. Конечно, никакие они не шпионы, деревенская баба да девчонка с парнишкой, но приказ есть приказ: в запретной зоне посторонним находиться нельзя. Да еще без документов.

— Сынок…

— Не имею права. Пойдем в штаб…

И сержант показал на крайнюю хату.

Хата обнесена с трех сторон аккуратным ивовым плетнем, стены ее были побелены, видать, недавно («А я уже третий год свою не белю», — укорила себя Фрося), соломенная крыша ровненько подстрижена. Хозяева хаты, эвакуированные, может, в ту же Карасевку, были, надо полагать, людьми чистоплотными, любящими порядок.