Виталий Сёмин - Семеро в одном доме

За ним поднимается Валерка. Гудков еще лезет на риштовки, что-то подправляет, собирает инструмент. Потом и он спускается на землю, отряхивается и идет к хате.

— Толя, — кричит из кухни Муля, — полотенце и мыло в душе.

— Ладно, — говорит Толька и присаживается на приступки рядом со мной, Длинным и Женькой.

Мы долго сидим покуривая, изредка перебрасываемся словами. Глина сохнет у нас на руках, солома покалывает спину, шею, грудь, но нам не хочется подниматься.

— Иди ты первым, — предлагает Длинный Тольке, и Гудков, крякнув, поднимается.

Толька самый энергичный и выносливый. Моется он долго и шумно. Кричит из душа:

— Вода мировая. За день солнце нагрело.

— Всю воду не сливай, — отзывается Длинный.

— Бак полный, — успокаивает Длинного Муля. — Я с утра наносила.

Гудков возвращается из душа повеселевшим.

— Не горюй, — говорит он Женьке, — в субботу закончим. Тетя Аня, — обращается он к Муле, — в субботу стены закончим.

Муля не отзывается. Она недовольна. Ей кажется, что мы плохо работали. Весь вечер перекуривали, болтали, а дело стояло. Сентябрь кончается, скоро могут пойди дожди, да и денег на угощение нет. Уж у всех соседей занимали-перезанимали, не известно, как отдавать. Хорошо еще, что люди верят в долг, не отказывают. Понимают — строительство. Пока Длинный, Валерка и Женька мылись, Муля накрыла на стол. Валерка сбегал домой, переоделся. Женька тоже надел чистые брюки и рубашку. Переоделись в чистое Гудков и Длинный. Разомлевшие, сонными глазами они посматривали, как Муля ставила на стол селедку, колбасу, помидоры, и лишь когда на столе появились бутылки, они оживились, задвигались, по очереди прикладывали к бутылкам тыльные части кистей — пробовали, холодные ли.

— Холодненькая! — сказал Гудков.

— Прозрачная! — сказал Длинный.

Все захихикали, задвигались.

— Ну, что, алкоголики, — спросил Гудков, — приступим?

— Мне только пиво, — сказал я. Я хотел совсем отказаться от выпивки, но устыдился.

Ребята не стали спорить. Муля налила мне пива, я выпил два стакана подряд и вдруг от усталости осоловел, потянулся к водке. Мне налили, и я выпил, сказал уже с пьяной лихостью:

— Даем сердцу нагрузочку. Работаем на сверхсмертность.

— На какую сверхсмертность? — спросил Длинный.

— Вы что, газет не читаете?

— Ты их пишешь, — сказал Длинный, — ты их и читаешь.

Я объяснил:

— Сегодня в «Известиях» статья какого-то польского профессора. О долголетии. Любопытная статья. Цифры там интересные. Оказывается, во все века женщины жили дольше мужчин. У женщин смертность, а у нас сверхсмертность. Алкоголь, никотин, война.

— Так это мы сейчас на сверхсмертность работаем? — спросил Длинный.

— Гоняем же сердце под перенагрузкой.

— А-а! — сказал Толька. — Он придет с войны, а у него пять ран. Когда-то они дадут себя знать.

— Пей не пей, а если пять ран… — сказал Длинный.

Алкоголь и никотин в качестве причин, сокращающих жизнь, они сразу же отвергли.

— А вообще, — сказал Гудков, — женщины живучие. Мы ходим по квартирам, видим. Бабки в каждом доме есть, а дедов мало.

— Ну, дедов вы просто можете не видеть, — сказал я. — Днем многие деды на работе.

И вот тут Толька сказал:

— Да что там далеко ходить. Поднимите руки, у кого есть отцы.

Он посмотрел на Валерку, на Женьку, на меня, на Ваську Длинного.

Длинный сказал:

— Ты же знаешь, у меня есть.

— Все равно что нет, — ответил Толька. — Он же не с вами живет.

Потом Толька рассказывал мне, как он, Толька, в четырнадцать лет сбежал из дому, изъездил весь Советский Союз. И в Крыму побывал, и на Дальнем Востоке, и на Севере. Работал в тайге, воровал, ездил на поездах зайцем, прыгал на всем ходу с поезда, спасаясь от милиции, контролеров, сидел в лагере.

— Я совсем недавно остепенился. Когда я остепенился? — спросил он у Длинного. — Скажи ему, Валька.

— Да года четыре назад.

— Четыре года назад, — сказал Толька. — Женился и все. Понял? Завязал.

— А чего из дому бегал?

— Жрать нечего было. Шестеро нас у матери. Мал мала. Я средний. Куда ей вытянуть такую ораву!

Потом я рассказывал об Эстонии, о Таллине, в котором мы летом побывали с Иркой, о том, как строили когда-то эстонские мастера-каменщики, так что до сих пор стоит, как новое. Крепостные стены, башни, дома, поставленные много столетий назад.

— Работать люди умеют, — сказал Толька. — Работали не тяп-ляп. Вот и стоит.

В это время меня из-за стола вызвала Муля.

— Витя, — горячо и раздраженно заговорила она, — ты им чего-то рассказываешь, а они тебе в рот смотрят. А человеку завтра к шести часам на работу. И ребенку негде спать. Накурили, глаза залили. Пусть расходятся. Скажи им, ты все-таки постарше.