Виталий Сёмин - Семеро в одном доме

Они пили водку, спорили о том, что быстрее пьянит — разбавленный спирт или водка. Говорили, что папироса после водки пьянит сильнее, чем две кружки пива. На них была чистая рабочая одежда. Они только что искупались под душем в саду. Душ этот самодельный. Чтобы наполнить его, надо наносить воды из водопроводной колонки. Воду носить далеко, почти целый квартал, к тому же потом с ведрами надо подняться по приставной лесенке и перелить воду в бочку. Короче говоря, особенно не накупаешься. Руки у них были сыростно-белыми. Такими они бывают, если смыть с них глину, налипшую за целый день. Такую глину смываешь, будто отдираешь кожу, обожженную солнцем, и остается новая кожа, еще не тронутая солнцем. Кто-то из них успел прочитать дневные газеты. В «Известиях» была статья о долголетии. Какой-то польский профессор сравнивал статистические данные смертности мужчин и женщин за несколько веков. Выходило, что во все века женщины жили дольше мужчин. У женщин «смертность», а у мужчин — «сверхсмертность». Во-первых, война, во-вторых, алкоголизм, курение. Или, может быть, во-первых, алкоголизм и курение, а во-вторых, война…

— Он придет с войны, — сказал Толька Гудков, — а у него пять ран. Когда-то они дадут знать.

— Пей не пей, а если пять ран…

Все-таки войну они хотели бы поставить на первое место.

— Мы же ходим по домам, видим, — сказал Толька.

Все они работают в ДПО — добровольном пожарном обществе. Проверяют в новых домах газовые колонки, в старых — угольные печи. Кладут угольные печи, ремонтируют их.

— Бабки в каждом доме есть, — продолжал Толька, — а дедов почти не видно.

— Но вы их можете просто не видеть, — сказал я. — Все-таки вы ходите по квартирам днем, а днем многие деды работают.

— Да что далеко ходить, — сказал Толька, — поднимите руки, у кого есть отцы.

И он посмотрел на сидящих за столом. На Вальку Длинного, на хозяина дома Женьку, на меня, на Валерку. Никто не поднял руки.

— У меня есть, — сказал Валька Длинный, — ты ж знаешь.

— И у тебя считай, что нет. Он же не с тобой живет.

В это время из коридора открылась дверь, и Женькина мать позвала меня.

— Витя, — горячо и раздраженно заговорила она, когда я вышел к ней, — ты им что-то рассказываешь, а они тебе в рот смотрят. А мне завтра к шести часам на работу. И ребенку негде спать. Накурили. Глаза залили. Пусть расходятся. Посидели — и хватит. Скажи им, ты ж все-таки постарше.

В кухне крикнула девочка, и Женькина мать побежала к ней.

— Да ничего я им не рассказываю, — отнекивался я.

Я еще постоял в коридоре — все думал о том, как Толька Гудков попросил поднять руки тех, у кого живы отцы.

Потом пришла с работы Дуся, Женькина жена, решительно распахнула дверь, сказала:

— А ну, ребята, закругляйтесь! Посидели — и хватит. Дитю негде спать.

— Замолчи! — крикнул Женька. — Ребята на тебя целый день пахали, дом тебе строили.

— Знаю, как вы строите, — крикнула Дуська. — Вам лишь бы водки нажраться!

Ребята, обходя Дуську, стали выходить на улицу. Вышел и я. В хате кричали друг на друга Дуська и Женька. Потом раздался звук пощечины, Дуськин крик:

— Унижаешь меня перед своими обормотами, подлец!

— Еще дать? — крикнул Женька и выбежал на улицу. В темноте он почти наткнулся на меня.

— Ты ж сам видел, Витя, — сказал он мне, — ты ж видел! Ребята пахали. Ты сам напахался сегодня. А они с утра еще на работе вкалывали. Кирпич, глина, а после работы ко мне. Плечи же могут полопаться. А она — такое. Ей же строят. Правильно, да? Кто за стакан водки целый день саман таскать будет? Ей все даром делают, а она и тут не может не гавкать!

— Нет, Витя, ты скажи, что мы такого сделали, — подошел Толька Гудков. — Тихо, спокойно сидели. Мы ж не ради водки пришли. А то, что выпили, так это вроде положено. Да? Поработал, ну тебе и поднесли.

— Нет, Витя, ты скажи, в чем я не прав? — спрашивал Женька. — Ну, вот ты так подумай и скажи.

Рядом пытался завести свой «ковровец» Валька Длинный. Мотор мотоцикла не заводился, длинная Валькина нога неуверенно жала на рычаг. Наконец мотор затарахтел, зажглась лампочка, освещающая спидометр, свет от большой передней фары уперся в толстый ствол уродливо остриженной акации — недавно электромонтеры срезали ветки, мешавшие проводам, — высветил кучу глины на углу, угол хаты, в двух комнатах которой совсем недавно жили я с женой и сыном, Женька с женой и дочкой, мать Женьки и моей жены и бабка Женьки и моей жены. Валька Длинный перешагнул через мотоцикл и, как на детский стульчик, уселся на сиденье. Он оглянулся на нас и усмехнулся. Он не считал, что произошло что-то такое, из-за чего стоит так много разговаривать.