Александра Бруштейн: И прочая, и прочая, и прочая

Этот «кружок портних» причиняет мне немалые страдания. Начать с того, что состав его до удивительности неоднороден. Собственно, портних в нем только две: две сестры-белошвейки, очень симпатичные, культурные, много читавшие и читающие, посещающие театр. Правда, и они не совсем пролетарки, потому что работают не на хозяина или хозяйку, а берут частные заказы на пошивку белья. Заниматься с ними мне было бы и легко и приятно, но кроме них в «кружок портних» входит еще и молодой парень, кузнец (иногда он несколько запаздывает к очередному занятию кружка — моется после работы). С кузнецом приходит Аня — хорошенькая, щеголевато одетая девушка, дочь владельца той кузницы, где работает наш кузнец, так сказать, дочь его эксплуататора. Наконец, пятый член «кружка портних» — Гриша, ученик двухклассного городского училища, веселый и смышленый парнишка лет тринадцати. Ну, как заниматься с таким пестрым кружком? То, что кровно свое для кузнеца, то не слишком занимает Аню, дочь его хозяина, которая вообще больше тяготеет к эсерам, захлебывается романтикой боевых дружин, индивидуального террора. То, что понятно и интересно сестрам-белошвейкам, не слишком понятно школьнику Грише. Конечно, умелый и опытный пропагандист нашел бы нужную равнодействующую и вел бы кружок с пользой для участников. Но у меня нет ни опыта, ни умения. Я все время мечусь и плаваю, пользы от моих занятий, как мне кажется, мало.

Об этом кружке я вспоминаю здесь не для курьеза. Состав кружка очень ясно отражает классовый состав новгородского населения, в огромном большинстве своем мелкобуржуазного, мещанского.

Мещански-обывательскому населению вполне соответствует выпускаемая в Новгороде газетка «Волховский листок». Отжившим курьезом кажется в 1905 году этот «орган местной печати». Выходит он на двух полосах уменьшенного формата, чуть побольше мужского носового платка. В каждом номере «Волховского листка» печатаются сперва телеграммы, не имеющие никакого отношения ни к революции, ни вообще к жизни народа: «…Его Императорское Величество Государь Император милостивейше принял нового итальянского посла…», «…Их Императорские Величества Государь Император и Государыня Императрица с Августейшими Детьми изволили отбыть в летнюю резиденцию Петергоф», «…Ее Императорское Величество, Вдовствующая Государыня Императрица осчастливила своим посещением Смольный институт для благородных девиц»… За вычетом этих официальных телеграмм, весь остальной текст газеты пишет один человек! Он одновременно и главный редактор газеты Нил Иванович Богдановский, то сокращенно «Н.И.Б.», то шиворот-навыворот «Б.И.Н.». Он же пишет статейки на мелкие злобы дня, подписывая их «Старец Нил» или же «Лин». Люди высказывают подозрение, что и официальные телеграммы пишет все тот же «Каннитферштан» — Нил Иванович Богдановский. Но сердцем газеты и главным аттракционом для обывателей является, конечно, скандальная хроника! Весь город с упоением зачитывается фельетоном, повествующим о разгроме кондитерской: «…хорошо упитанному начальнику Новгородской вольной пожарной дружины такому-то почему-то захотелось вчера сладких крендельков. Он явился в кондитерскую уважаемого господина Маттисена, там учинил пьяный дебош, — полетели на пол вазы с конфетами и печеньем под горькие рыданья мадемуазель Маттисен, дочери кондитера». И т. д.

Все, что сейчас описано, — и красоту древнего города, и заливающую его мещанскую стихию, — мы замечаем лишь до той минуты, когда под вечер прибывают столичные газеты. Тут мы перестаем видеть хотя бы и самые высокие точки окружающего, даже башню святой Евфимии и шпиль Софийского собора! Глушится для нас вечерний благовест шестидесяти с лишним звонниц, — мы его больше не слышим. Все, что есть в городе живого, впитывает в себя доносимое газетами дыхание революции.

Раненное хотя еще и не смертельно, но смертельно напуганное самодержавие, как зверь, борется за жизнь, петляет, запутывает следы, осатанело дерется за власть, которую уже не может удержать. Расстреливает, вешает, загоняет революционеров в тюрьмы, в ссылку, на каторгу, порет крестьян розгами, устраивает бойни на улицах. Игра царской власти с народом — нечестная, двойная: то самодержавие притворяется, будто готово на уступки, даже делает грошовые послабления, то сейчас же бьет отбой. С газетами — сплошная игра в кошки-мышки: сегодня газету запрещают, завтра снова разрешают под новым названием, через два-три дня запрещают и эту, новую, газету.