Пантелеймон Романов - Русь. Том II

Это собрание показало присутствующим, что интеллигенция, буржуазия и социалистические партии безболезненно распределили свои роли: интеллигенция давала философское обоснование войне, буржуазия практически пришла власти на помощь, а социалисты, главные виновники воссиявшего над Европой гражданского мира, решили не противодействовать войне и даже объявили, что они прекращают всякую нелегальную работу, направленную против власти.

На этом собрание закончилось.

Митенька Воейков уже обосновался на своей службе и перешёл жить в общежитие.

Вокруг него все были люди в военной форме, с шашками, погонами и звёздочками на них. Поэтому у него было ощущение своей близости к фронту, несмотря на то, что шашки у его товарищей по службе были тупые, железные, а погоны чиновничьи.

Ему тоже нужно было надеть форму. Он обратился к одному из своих сослуживцев и спросил, как он должен одеться.

Сослуживец сказал, что форму носить не обязательно, что он может оставаться в штатском.

Митенька, растерявшись, покраснел, потом спросил, что если он всё-таки наденет форму, то сколько ему нужно ставить звёздочек на погоны.

— Не имеющие высшего образования и никакого чина имеют право только на подпрапорщицкие погоны — один широкий серебряный галун на погоне. Если у кого первый чин, то одну звёздочку. А вы в каком университете были? — спросил сослуживец.

Он так удобно задал этот вопрос, что Митенька, не греша против совести, мог ответить, что он был в Московском университете, опустив, конечно, то обстоятельство, что он его не окончил. Но об этом его и не спрашивали.

— Тогда можно три звёздочки, — сказал сослуживец.

Митенька пошёл купить форму.

Он прямо в магазине облачился в защитного цвета гимнастёрку, надел фуражку с кокардой, походные сапоги, с толстыми, не мнущимися в складки хромовыми голенищами и серую шинель.

При вопросе продавца, какие ему нужны погоны и сколько на них поставить звёздочек, Митенька покраснел. Взять то, что ему полагалось — подпрапорщицкие погоны, что-то вроде фельдфебельских, показалось ему позорно и стыдно перед продавцом, а присвоить себе университетское образование и потребовать три звёздочки было страшно. На это он не решился и попросил поставить о д н у звёздочку.

И тут же пожалел, что выказал себя слишком скромным. У продавца был такой безразличный и незаинтересованный в этом вид, что он, вероятно, с таким же равнодушием присадил бы ему и генеральские большие звёзды, не спросив даже о правах на них.

Когда Митенька вышел из магазина в форме — в военной фуражке с кокардой, с шашкой и погонами, то как будто сразу стал другим человеком. Солдаты, прежде не обращавшие на него никакого внимания, теперь как будто все вдруг узнали его и каждую минуту на улице поспешно вскидывали руку и отдавали честь.

Митенька сначала даже не понял, что это ему отдают честь, потом, покраснев, поднял в первый раз непослушную руку к козырьку и ещё больше покраснел при мысли, что все увидят, как он не умеет брать руку под козырёк.

Он опасался не заметить отдающего ему честь солдата. И если видел впереди себя большую группу солдат, стоявших у ворот, то напряжённо ждал момента, когда они все поднимут руки к козырьку, и нужно было уловить этот момент, чтобы не поднять руки раньше их.

К этой напряжённости ещё примешивалось чувство некоторого стыда от того затруднения, какое он против воли причиняет солдатам, заставляя их вытягиваться перед собой.

Но когда один раз пробегавший куда-то по тротуару солдат небрежно, как ч и н о в н и к у, отдал ему честь, Митеньку это задело.

По совести говоря, он прекрасно мог остановить этого солдата и сделать ему внушение.

В форме Митенька стал казаться совсем молоденьким, почти мальчиком. Ему очень хотелось посмотреть на себя в зеркало. В одной парикмахерской у дверей увидел зеркало, но показалось неудобным останавливаться: сразу будет понятно, что любуется новой формой. Поэтому он ограничился тем, что, проходя мимо кондитерской, на ходу старался рассмотреть себя отражённым в золотых буквах зеркальных окон.

Один раз он даже вернулся и прошёл ещё раз мимо окна, чтобы установить, как лучше носить фуражку — совсем прямо или несколько набок.

Углубившись в это занятие, он не заметил, что какой-то человек, шедший за ним, приглядывался к нему. Наконец он прямо подошёл и сказал:

— Дмитрий Ильич, это вы?

Митенька вздрогнул. Перед ним стоял Алексей Степанович в том же двубортном пиджаке, косоворотке и сапогах, в которых он был в деревне. На голове был картуз с суконным козырьком. Он снял картуз и по привычке провёл по своим сухим рассыпающимся наперёд волосам рукой, встряхнув ими при этом назад.