Виктор Астафьев - Прокляты и убиты

– Осторожнее с огнем, робяты! – предупредил Финифатьев. – Не сердите уж его, окаянного. Он и так злобнее крысы…

Неловко ворочаясь в щели, тыча пляшущим циркулем в намокшую карту, майор производил расчеты. Мансуров с тревогой наблюдал, как подсыхает, вроде бы меньше делается лицо майора, под глазами, над верхней губой и у ноздрей, на лице уже и земля выступает.

«Пропадает Александр Васильевич… пропадет, если застрянем здесь…» Набросав цифры расчетов на розовенькой, тоже мокрой бумажке, майор бессильно отвалился на земляную стену щекой.

– Вызывай наших, Мансуров. Я пока отдышусь маленько.

Но, удивительное дело, как только майор заговорил с начальником штаба полка Понайотовым, начал передавать координаты, делать наметки переднего края, голос его окреп, все команды были кратки, деловиты, веками отработанные артиллерией, и после, когда Зарубин говорил с командирами батарей своего полка и с командирами девятой бригады, заказывая артналет на утро, чтобы под прикрытием его утащить с отмели баркас, то и вовсе не угадать было, что он едва живой. Но комбриг девятой хорошо знал Зарубина и, когда кончился официальный разговор, спросил:

– Тяжело тебе, Александр Васильевич?

Майор Зарубин насупился, запокашливал:

– Всем здесь тяжело. Извините, мне срочно с хозяином надо связаться. Чего-то у них там стряслось…

– Все мы тут не спим, все переживаем за вас.

Командир девятой бригады не был сентиментальным человеком, на нежности вообще не гораздый, и если уж повело его на такое…

– Спасибо, спасибо! – перебил комбрига Зарубин. – Всем спасибо! Если бы не артиллерия… – Майор знал, что во всех дивизионах, на всех батареях сейчас телефонисты сняли трубки с голов, нажали на клапаны: все бойцы и командиры бригады слушали с плацдарма тихий голос заместителя командира артполка, радуясь, что он жив, что живы хоть и не все, артиллеристы-управленцы исправно ведут свое дело, держатся за клочок родной земли за рекой, с которого, может быть, и начнется окончательный разгром врага. Если он тут не удержится, то негде ему зацепиться, до самой до Польши, до реки Вислы не будет больше таких могучих водных преград.

– Слушай! – возбужденно закричал Бескапустин Зарубину. – Все ты, правильно наметил, остальное уточним утром. Сейчас главное – не бродить и по своим не стрелять. Твои художники-пушкари напали тут на нас! И чуть не перестреляли…

– Какие пушкари?

– Да твои. Они, брат, навоевались досыта, у немцев в тылу были, все тебя искали. Во нюх! Один из них как узнал, где ты и что ранен, чуть было не зарыдал…

Ох и не любил майор Зарубин весельчаков и говорунов, да еще когда не к разу и не к месту. Происходя из володимирских богомазов, обожал все вокруг тихое, сосредоточенное, благостное и оттого не совсем вежливо оборвал полковника:

– Дайте, пожалуйста, старшего.

– Даю, даю. Вон руку тянет, дрожмя дрожит, художник. Больше фашиста тебя боится.

«Да что это с ним? – снова поморщился майор Зарубин, слушая трескотню комполка. – Отчего это он взвинчен так? Уж не беду ли чует?»

– Товарищ майор! – ликующим голосом, твердо напирая на «щ», закричал лейтенант Боровиков – командир взвода управления артполка, правая рука майора. – А мы думали…

– Меня мало интересует, что вы там думали, – сухо заметил Зарубин, – немедленно явиться сюда! Вычислитель жив?

– Жив, жив! А мы, понимаешь, ищем, ищем…

– Прекратить болтовню, берегом к устью речки! Бегом! Слышите – бегом! И не палите – здесь везде народ.

– Есть! Есть, товарищ майор!

«Ишь, восторженный беглец! – усмехнулся майор, и внутри у него потеплело. – Так радехонек, что и строгости не чует…» Навстречу артиллеристам был выслан все тот же неизносимый, верткий и башковитый вояка Мансуров. «Чего доброго, попадут не под немецкий, так под наш пулемет…»

– Искать штаб полка надо с берега. Заходите в устье каждого оврага. Далеко от берега штаб уйти не должен – времени не было, да и на немцев в оврагах немудрено нарваться.

«Резонно!» – хотел поддержать майора Мансуров. Майор, видать, забыл, что сержант побывал уже у Бескапустина. Но когда тут разбираться. Втроем они побежали, заныряли от взрывов по берегу, густо и бестолково населенному, – переправлялись все новые и новые подразделения, толкались, искали друг друга, падали под пулями. Артиллерийские снаряды со стороны немцев на берег почти не попадали, большей частью рвались в воде, оплюхивая берег холодными ворохами, грязью и каменьями. Но минометы клали мины сплошь по цели – в людскую гущу.