Виктор Астафьев - Прокляты и убиты

– Де-эд, ты будешь спать или нет? Завтре битва.

– Коли битва, так ковды разговаривать в ей будет…

– Де-эд, ты же в любом месте, в любой ситуации можешь разговаривать двадцать пять часов в сутки, я токо двадцать. Мое время истекло. Уймись, а?

– Какой ты, Олёха, все же маньдюк!.. Уймись, уймись. Тебе б токо пить да дрыхать, а вот у меня предчувствия…

– Де-эд. Я выпил, спать хочу, пожрать, поспать – вот для чего я существую. И ишшо, де-эд! Я девок люблю. А где девку взясти? Хотел у офицеров одну увести, да где там, самим недостает. Помнишь, дед, поговорку: «Солдат, девок любишь?» – «Люблю». – «А оне тя?» – «Я их тоже…»

– А хто их, окаянных, не любит?! – Гэ-э-э!..

– Де-эд, если будешь шарашиться, я придавлю тебя!.. У бар-р бороды не бывает!..

– Господи, спаси и помилуй нас от напасти! – взмолился старый партиец Финифатьев – он боялся дурацкого присловья Булдакова, но еще больше страшился припадка и психопатии, которые следовали за этим. – Хер уж с тобой! Спи! С им как с человеком…

Свело военной судьбой Финифатьева и Булдакова в воинском эшелоне, когда сибирская дивизия катила к Волге по просторам чудесной родины. Финифатьев в Новосибирск с Вологодчины прибыл еще летом, суетясь по партийным делам, изловчился отстать от двух маршевых рот, норовил и от третьей отлынить – не вышло – мели под метелку.

Булдаков, сроду не имевший своего котелка, подсел к Финифатьеву, у которого котелок был, пристал с вопросом:

– Вологодский, что ли?

– Вологодскай. А ты?

– Тоже вологодскай.

– Правда вологодскай?

– Правда вологодскай!

– Й-ёданой! – ликующе воскликнул Финифатьев. Булдаков тем временем с его котелком подался в кухонный вагон и принес супу. Много супу, но жидкого.

Финифатьев радовался услужливости незнакомца, не зная еще, что было это в первый и в последний раз, чтобы увалень Булдаков по доброй воле и охоте сделал какую-то работу. Украсть – всегда пожалуйста! Но топтаться в очереди, землю копать, тяжести таскать – извините. Хлебая, Булдаков зачастил ложкой, забренчал, засопел, да все норовил со дна, взбаламутить хлебово… «И таскат, и таскат!» – загоревал Финифатьев.

– Ты ежели так лопатой работаш, то боец хоть куды!

– А ты, однако, моим командиром будешь? Вон у тебя два сикеля на вороте!

– Ну, ак шчо, ковды назначат, дак. Я те, маньдюку, покажу политику, ись из одного-то котелка выучу, вести себя дисциплинированно заставлю.

– У бар бороды не бывает. Усы! – заявил боец Булдаков и посмотрел на потолок вагона. Финифатьев тоже посмотрел и ничего на потолке интересного не обнаружил, с досады плюнул, но, когда в котелок обратно сунулся, ложка во что-то уперлась в твердое – в котелке сухарей что камней. – Ешь давай, товарищ командир, укрепляйся, чтоб мной командовать, силы большие требуются.

– Ак шчо – исти – не куль нести, – сказал Финифатьев и вежливо зацепил сухарик, другой. Как пустеть в котелке стало, Булдаков засунул куда-то за спину руку и оттуда добыл еще горсть сухарей. И так до четырех раз.

Крепко поели напарники, Финифатьев уж сам вызвался мыть котелок, но волшебный котелок не пустел – Булдаков сыпанул в него из шапки жареных семечек, закурил. Некурящий Финифатьев пощелкал семечки, раздумчиво молвил, величая партнера во множественном числе:

– Однако, робяты, сухари те вы где-то сперли?

– Да ты чё?! – вытаращил и без того выпуклые глаза Булдаков. – Сухари нам генерал Ватутин за победу под Сталинградом выдал! Лично! По мешку на вагон!

Финифатьев поглядел, поглядел на Булдакова и решил, что брехун он и ловкач большой. И не вологодскай он вовсе, даже и не вятскай, мордва скорее всего либо чуваш – уж больно личность молью побита и глаз нахальнай… Может, и черемис? «Ей-бо, черемис!» – и сказал об этом Булдакову.

– Бурят я, товарищ командир.

– А подь ты знаш куда?! Шаришшы белы навыкат, у бурята же глаз узенькай, черинькай. Чё, я не знаю?

– Я английский бурят!

Финифатьева и на самом деле назначили командиром отделения. Булдаков, конечно же, в это отделение и определился. И попил же он кровушки из своего отца-командира! Ежели всю, какую выпил, в одно место слить, то полный солдатский котелок наберется, может, и ведро.

– Это за какие же такие грехи мне такого прохиндея в товаришшы Господь послал? – не раз спрашивал у Булдакова Финифатьев.

– За большие, за большие, товарищ командир. Много ты девок перепортил, догадываюсь я, и с колхозу воровал. Воровал?

– А хто с его не воровал? Колхоз, он за тем и есть, штобы все токо и воровали.